Всю свoю жизнь я сижу нa лeкaрствax. Пo слoвaм рoдитeлeй, мeдикoв и всex окружающих меня людей — у меня особое заболевание, из-за которой кровь постоянно прибывает в мозг, и чтоб я не откинул ножки, должен пить особые пилюли. Они приходят мне по почте каждый месяц. В белой коробке, без каких-либо марок или информации о производителе. Пить надо одну таблетку в день, перед сном. Родители очень долго пытались держать меня рядом, чтоб контролировать ежедневный прием таблеток. Но когда мне стукнул третий десяток лет, я все-таки смог на свои деньги снять квартиру, и родители уже не имели никакого шанса удерживать меня. Но началась новая проблема — ежедневные звонки. «Сынок, ты принял таблетки?». Но я свыкся. Жил почти как обычный человек.
И вот в один день, достав из почтового ящика новую коробочку без маркировок, я задумался. Когда я был еще подростком, часто пытался найти в всемирной сети таких же, как и я. Но все сайты и форумы молчали. Тогда я думал, что я просто крайне особенный, в плохом смысле. Но сейчас мне начало казаться, что это все как-то глупо. И я просто перестал пить таблетки. Вы скажете, что это крайне глупый поступок, ведь они спасали меня от кончины. Но… Нет. Этот поступок спас меня он того, что намного хуже, чем смерть.

В первые дни я врал, что таблетки принял. Ничего не происходило. Но вскоре я стал плохо спать. Как ни странно, болела голова. Я уже начал думать, что обрек себя на смерть, но, к моему несчастью, забыл, куда дел чертовы пилюли. Но потом я понял, что когда испытываю боль — что-то пытается пробиться через мой разум. Что-то грызет мой мозг, пытаясь выбраться наружу. Это были кадры воспоминаний, маленькие моменты из жизни. Но это был огромный пазл, и каждое воспоминание — маленькая его часть. Через неделю я вспомнил один момент — как я сижу в белой комнате. На такое секундное воспоминание ушла неделя.
К тому дню, как пришла новая упаковка таблеток, я уже помнил, как я сижу, ко мне заходит незнакомый мне человек, в таком же белом халате, как и комната.

Головная боль прошла, и воспоминания начали приходить быстрее. И я вспомнил.
Меня звали Джон. Родился я в Алабаме. С самого детства у меня была превосходная память. К четырем годам я решал сложные математические задачи, говорил на ровне с моим отцом-физиком. С моим настоящим отцом.
А потом в один день люди ворвались в наш дом. Меня схватили и скрутили, надев на меня наручники. Мать и отца убили на моих глазах. Так зверски, на моих детских глазах. И тогда я открыл еще одну свою способность — силой мысли я смог толкнуть одного из захватчиков. Но после этого меня окончательно вырубили.
А потом… А потом белые комнаты, какие-то испытания над моим телом. Они выводили из меня мои силы. Мои силы, которые могли сделать такой рывок для всего человечества, просто убивали, как будто это какая-то болезнь. Вскоре моя память притупилась, а телепатия совсем умерла.
Когда моя память полностью была стерта, мне дали новых родителей. Как я понял, мы переехали в небольшой город в Беларуси. Мы никогда не путешествовали. У меня толком нет друзей. Я был так скрыт от социума.
Но моя нервная система оказалась в край убитой. Я точно не могу сказать, как оно было — или память мне стерли, и побочным эффектом было полное уничтожения всех чувств, а таблетки их возобновляли или таблетки сами стирали память или черт его знает. Я не могу ни плакать, ни смеяться. Боли нет.

Более, чем полгода я пытался вернуть свои силы. Я вскоре я смог двигать маленькие предметы силой мысли. Например, я могу передвинуть спичечный коробок. А эти люди, которые звонят мне, ласково называют сынок… Я скоро верну свои силы и превращу вашу жизнь в ад.

Но в один день они решили приехать, ничего не сказав. Я не был готов. Они ввалились с объятиями, сказали, что я изменился. Я пригласил их на кухню. Поставил чайник, а сам пошел к себе в комнату.
Когда я вернулся, бледная «мать» держала в руке неоткрытую упаковку таблеток. Мужчина хотел кинутся на меня, но я ходил в комнату не просто так. Из-за спины я достал револьвер, я не очень метко выстрелил. Пуля пришла ему в колено, и он упал. Женщина закричала. А я придумал новый план. Прострелив скотине еще одно колено, я сделал с «матерью» тоже самое.
Жалости у меня тоже нет. И пока они путаются ползти на простреленных ногах, я найду чем еще я могу повеселится. Взяв в руки открывашку для бутылок, я улыбнулся.

Все было в крови. Я выколол им глаза, отрезал языки. Их тела были разрезаны на кучу частей. Я стоял и смотрел на них каменными глазами.
И тогда пришло еще одно воспоминание. Как за секунду до штурма моего дома я взял на кухне мясницкий нож и направился в спальню родителей, чтоб проверить, как нож справится с живой плотью…