Я oxoтнo умoлчaл бы oб этoй жуткoй истoрии, eсли бы этo былa xрoникa чувств, a нe фaктoв… Мoя бeднaя мaмa мнoгo рaз, в мeльчaйшиx пoдрoбнoстяx рaсскaзывaлa мнe o чудовищной автобусной катастрофе, которая произошла много лет назад и которая была виновницей преждевременного моего появления на свет. А было это так. Однажды утром, за несколько часов как мне появиться на свет, моя бедная мама была в огороде с соседом Рудольфом Семичленовым, занимаясь с ним французской любовью, пока отец, похожий на старого декоративного кролика, который теряет шерсть, чинил в гараже свой старенький ушастый «Запорожец». Мой папа, льготный инвалид федерального значения по зрению, до того как заняться машиной, был подвержен многочисленным противоестественным пристрастиям, и однажды ночью, не выдержав, мама откусила ему отвратительного вида пипетку и выколола глаза пилочкой для европейского педикюра.

В тот день, когда произошло это трагическое событие, о котором я хочу поведать со слов матери, вся округа услышала визг шин, последующий ужасный грохот и серию пронзительных криков, похожих на крики чаек… Испуганные, с наспех накинутыми халатами, кто в чём, а то и вовсе голые, люди выбежали из домов на улицу, чтобы посмотреть, что произошло.

Грохот и крики спровоцировали преждевременные роды у моей мамы, и я появился на свет в момент ректального совокупления мамы с Рудольфом на 36-й недле. Любовник, хотя и был из рабочего сословия буйных и дерзких, но оказавшись перед лицом опасности, у него произошло непроизвольное обильное мочеиспускание и дефекация. Он лихорадочно натянул штаны и, обезумев от увиденного, кинулся бежать, выскочил на проезжую часть и попал под свадебный стретчер. К счастью, остался жив, но вот уже 15 лет находится в коматозном состоянии энергосберегающего режима. Мой будущий крёстный отец, который стоял в очереди, был лишён подобных предрассудков и, сохраняя чувство достоинства в щекотливой ситуации, перегрыз мою пуповину, затем ловким движением — будто всю жизнь только этим и занимался, завязал пупок под самый корень, отложил меня в сторону на грядку и, смотря матери в крепкий, словно выточенный из гранита потный затылок, с брезгливой властностью и горящим взором продолжил дело начатое Рудольфом.

Тем временем у подножия трассы подбежавшая толпа заметила на асфальте чёрные следы шин, ведущие к ближайшему утесу, и внизу обломки дымящегося автобуса. Очевидно, он съехал со скалы, рухнул в глубокую пропасть, и там разбился об острые камни. Люди спустились вниз, где валялись дымящиеся обломки в надежде помочь выжившим, но все были мертвы. Они пришли в ужас, когда узнали местный зафрактованный автобус. В нём ехали с занятий ученики школы рабочей моложёжи, в основном старики и старушки. Они после смены в горячем цеху и сдачи зачёта, ехали на пикник за город, чтобы развеяться, выпить на природе стаканчик другой тёплого обезжиринного кефира, да проделать комплекс тренажёрных методик имбилдинга с элементами эротической массажа. Ехали, слабо, по-стариковски ворча, кряхтя и постанывая в предвушении предстиящих удовольствий.

Тела водителя и учеников лежали запутавшись в груде искореженного металла, вывороченной земли и камней. Некоторые были выброшены из автобуса при падении, и их обезображенные тела, без голов, рук и ног, бесформленной массой пузырились и шипели, испуская едкий жирный дым. Приехавшие скорая помощь и пожарные, выживших не нашли. В один момент было уничтожено целое поколение пенсионеров, которые тяжким бременем лежали на плечах их родых и близких. Родственники и близкие погибших были безутешны. Они наперёд знали, что будут чувствовать образовавшуюся пустоту, будут вспоминать и корить себя, что не уберегли их от ошибок и удручающих неприятностей…

Уголовное дело о крушении автобуса возбуждать не стали. Ограничились формулировкой: «Погибли от обстоятельств, не имеющих признаков преступления». Но жалобы родственников возымели действие, и из пенсионного фонда Москвы пришла директива с циркуляром: «Выявить и предать суду истенных организаторов и исполнителей случившегося».

А родственники, видя, что от погибших теперь никакого прока нет, на третий день устроили пышные похороны. На погребальный обряд, чтобы отдать дань уважения и разделить горе, съехались пенсионеры со всей округи. Почти каждая семья в этом районе потеряла кормильца в результате аварии, а некоторые даже двоих или троих. Эксковатором была вырыта общая могила, в которую и покидали трупы, зашитые в плотные полиэтиленовые патологоанатомические мешки. В этот день в землю было сброшено почти 60 мешков. На вершине холма вкопали уцелевшее колесо от автобуса, а рядом врыли столб с перекладино (в виде печатной буквы «Г»), на что и повесили большую корабельную рынду без языка, но с деревянной колотушкой. К нему приставили одного из выживших учеников, который в этот день прогулял занятия. В его обязанность входило не только охранять захоронение от вандалов и некромантов, но и всякая рутина, включая каждые полчаса ударять колотушкой по колоколу, записывать время приезда и отъезда машин с экскурсантами и поддерживать состояние столба.

Вскоре после жалобы и директивы с циркуляром, полиции удалось докопаться до сути случившегося. Судя по доносу криминальных агентов осведомителей, виновником всему оказался психически больной, узколобый дегенерат нервического типа с альтруистическими наклонностями, накануне ночью сбежавший из местного сумасшедшего дома. Он перепрыгнул через школьный забор, тонкими, но крепкими как сталь руками задушил в гараже водителя, а труп спрятал в диван… там обшивка была порезана. Потом, спустя пару недель, при уборке гаража на субботнике, диван был выброшен на школьный двор и сожжён вместе с трупом. Оглядевшись в гараже, больной обнаружил в нём ещё одни запасной выезд на случай пожара, ведущий в соседний бокс, из ворот которого он благополучно и выехал никем не замеченный.

Школьный автобус был старый, как чёртов котёл в аду — проржавевший от влажного климата, неуклюжий, с огромными буферами, побитый о сельские колдобины, скрюченный от разного бензина, с крыльями из кровельного железа. Дворник не было, вместо двери — брезентовые скатки, а кабина водителя представляла собой деревянный каркас обтянутый тканью. Сиденье водителя было цельнодеревянным без какой-либо обивки, а из органов управления в машине имелись педали газа, тормоза и сцепления, ручка КПП (без набалдашника). Колёса из резиновых ободов цельнолитого каучука.

Летом темнеет поздно, к тому же светила Луна, поэтому в 20 часов, к концу занятий, на улице было ещё довольно светло и неожиданно тихо. Солнце медленно клонилось к горизонту. Когда автобус с сумасшедшим водителем подъехал прямо ко входу в здание школы, ученики с безумной какофонией старческих писклявых криков, давя друг друга, устремились в распахнутые двери салона. Охранник в полной экипировке со щитом и в пластиковом шлеме замахал одной рукой, показывая водителю на запястье руки, что время стоянки ограничено, а другой рукой, отбросив щит, бил учеников короткой резиновой дубинкой по пояснице, плечам и почкам, чтобы они пошевеливались.

Когда все уселись, психически больной что есть силы вжал в пол ручку акселератора, мотор оглушающе взревел, засвистели колёса, взметая тучу пыли, и машина понеслась по узкой грунтовой извилистой дороге с бешеной скоростью, оставляя длинный шлейф огня от каучуковых колес. Промчавшись так около 500 метров, безумец резко крутанул баранку влево, и автобус стремительно взлетел на валун у обочины, закружился волчком и рухнул в пропасть.

История, которую я вам хочу рассказать, находясь в муниципальном доме престарелых, где мне обеспечивают надлежащий уход за 35 рублей в сутки, произошла, когда мне было 13 лет. Как сейчас помню тот день, когда я выклянчил у мамы разрешение съездить в город на просмотр захватывающего исторического американского фильма «Калигула». В школе, по истории мы проходили древний Рим, и наша «историчка» грозилась поставить двойку каждому, кто в домашнем сочинении подробно не опишет сцены оргии из этого эпохального фильма. После кинотеатра, возбуждённый талантливой игрой порноактёров Тинто Брасса, я приставал к девочкам с плоскими животами, хорошей осанкой и упругими ягодицами.

Я хватал их за бока, щипал и тряс нежные бугорки в паху, отчего девочки истошно визжали и топали ногами. Тогда я отлично провёл время и хорошо отдохнул, гулял по парку, катался на колесе обозрения, пил энергетик, кока-колу и потерял счёт времени. В такой приятной, непринуждённой обстановки время пролетело незаметно Стало смеркаться и нужно было возвращаться домой.

Должно быть, я прождал на автобусной остановке около часа, прежде чем понял, что опоздал на последнюю развозилку. Проклиная себя за беспечность, я размышлял как мне добраться до дома. Идти было не так уж далеко, может быть, километр или два, но ночью дороги были опасны, потому что для уличных фонарей был установлен режим максимальной экономии электроэнергии, и многие пешеходы были сбиты машинами, когда шли по дороге без тратуаров в темноте.

Помню, как долго, почти в слепую, разыскивал телефон-автомат, который был бы свободен, пусть и устаревшего образца, а когда нашёл, облегчённо перевел дух. Хорошо, что нашлись две капейки, которые автомат жадно сглотнул. Я снял трубку и начал лихорадочно набирать номер. Мама почти мгновенно ответила, и сразу начала паниковать, узнав, что я опоздал на последний автобус, и сказала, что не сможет меня забрать, так как папу в срочном порядке вызвали на работу в ночную смену, и он уехал на нашей машине. Я сказал ей, что доберусь домой как-нибудь сам, но она умоляла меня не делать этого, говоря, что ночные дороги слишком опасны. Хуже того, начинался снегопад, а это означало, что даже если машина и заметит меня в темноте, она, скорее всего, не успеет затормозить, прежде чем врезаться в меня.

Мама сказала, что попытается связаться с нашими соседями, которые уехали отдыхать в Таганрог, на Азовское море, чтобы узнать, смогут ли они оттуда приехать и забрать меня с тракта. Повесив трубку, я начал терять терпение, впадать в меланхолию, чувствовать время от времени беспомощность и подавленность, которые для меня тогда были не характерны. В конце концов я подумал, что единственное правильное решение, так это двигаться в направлении дома самостоятельно и надеяться на лучшее…

Несколько улиц, кончается город, начинается полузасыпанная снегом проселочная дорога, пронзительно пустая, вертлявая, как лесная тропинка. В полной темноте, стараясь не споткнуться о выбоины или не свалиться в канаву, я увидел свет фар, поднимающийся из-за холма позади меня. Был ли это автомобиль или автобус, не разобрать, но он приближался очень быстро и совершенно бесшумно по заснеженной дороге. Когда он подъехал ближе, я смог различить очертания. Это был старый школьный автобус, и мелькнула надежда, что водитель заметит меня и остановится.

Крайне маловероятная удача, что автобус остановится именно тут, без остановки, по требованию пассажира. Я спрыгнул на обочину и помахал рукой. Автобус резко затормозил с поворотом, взметнув веер снега, и остановился в трёх шагах от меня. Двери бесшумно открылись и я вошёл в салон.

Как только я вошел, дверь за мной захлопнулась, и старая машина рванула с места, взмыла над сугробами и, мгновенно набрав высоту, нырнула в сплошные снежные тучи. Я не удержался и упал, повредив ногу о ножки сидения. В автобусе было темно, но когда мои глаза начали привыкать, я увидел, что он почти полон, несмотря на то, что был поздний вечер. Пошатываяь и превозмогая боль в ноге, я нашёл свободное место, сел и расслабился.

В автобусе было холодно, холоднее, чем на улице, и пахло чем-то палёным, затхлым, и гниющим. Режущий обоняние запах был так силён, что начинал меня одурманивать. Я оглянулся на других пассажиров. Седовласые старики и старухи ехали молча, только гримасничали, причмокивали, подмигивали, пожимали плечами и подёргивали головой. Мертвую тишину заглушал только рёв мотора и шуршание шин. Запах быстро становился невыносимым. Ледяной холод внутри автобуса пробирал меня до костей, а странный запах вызывал тошноту. Дрожа с головы до ног, я повернулся к косматому старику, сидевшему рядом со мной, и спросил, могу ли я открыть окно.

Он нагнул голову и стал жевать губами, пока из беззубого рта не потекла густая, желеобразная субстанция светло-коричневого цвета, похожая на слизь, и стала раскачиваться как маятник. Я брезгливо поморщился, так случается, когда наступаешь на таракана.

Я повторил вопрос еще громче, но ответа так и не получил. Когда я больше не мог выносить эту вонь, я протянул руку и попытался открыть окно, покрытое паутиной и плесенью сам, но щеколда сломалась у меня в руке. Из-за ограниченной мощности генератора, плафоны автобуса светили тусклым мегающим светом керосиновой лампы. Солон в ужасном состоянии, дерматиновые сиденья покрылись коркой плесени, а пол буквально гнил и ломался под моими ногами.

Я снова повернулся к старику, снял пальцем из его рта слюну, текущую, как у бульдога, раскрутил её, отбросил на стекло и спросил: «Дедушка, а что с вами случилось?»

Не говоря ни слова, он резко и криво повернул голову и мы встретилась с ним взглядом. В горле у меня пересохло и на секундочку потемнело в глазах. Я никогда в жизни не забуду этот взгляд. Мое сердце похолодело, и вся кровь отхлынула от лица. Его широко раскрытые глаза, казалось, вылезли из орбит. Лицо было бледное и кожистое, как у мертвеца. Его бескровные губы растянулись, обнажив большие желтые зубы.

Слова, которые я собирался произнести, замерли на моих губах, и меня охватило ужасное чувство одиночества, которое наполняет сердце человека, находящегося в таком положении… Я почувствовал, что все в автобусе смотрят прямо на меня с таким же ужасным выражением на лицах. Их серые лица были покрыты гниющей плотью, а одежда — грязью. Только их глаза, их ужасные глаза, были живыми; и все эти глаза угрожающе смотрели на меня.

Крик ужаса сорвался с моих губ, когда я побежал по проходу, мотаясь из стороны в сторону, бросился на дверь и попытался открыть ее, дёргая ручку, но та никак не поддавалась. Когда дверь автобуса наконец распахнулась, я услышал сильный грохот, автобус закачался под ногами и, сильно накренившись набок, начал переворачиваться вверх дном… Затем раздался хор противных, старческих писклявых голосов. Все кричали в унисон, и я почувствовал сокрушительную боль, прежде чем все стало черным.

Уже в больнце, мне мама рассказывала, что я упал с обрыва, идя в темноте по дороге. Единственная причина, по которой я не разбился, это благодаря глубокому сугробу, который смягчил удар от падения. На рассвете меня обнаружил местный участковый инспектор, который подрабатывая курьером по особо тяжким поручениям — делал на дне ущелья закладки наркотиков. И отнес меня в ближайшую больницу. Хирург нашел меня в состоянии бреда, с двумя сломанными ногами, сломанной рукой, раздавленной мошонкой и глубокой сквозной дыркой в глазнице черепа.

Мама сказала мне, что я упал на том же самом месте, где тринадцать лет назад произошла ужасная авария со школьным автобусом. Вы можете мне не верить… можете назвать меня лжецом или просто сумасшедшим, но я знаю, что пятьдесят лет назад за несколько дней до моего рождения я был водителем в той сумасшедшей автобусной катастрофе.