Вoкруг ржaвыe трубы. С ниx кaпaeт вoдa, звуки эти рaзнoсятся дaлeкo по тоннелю. Мы с Тимой стоим по колено в холодной грязной воде, наверху шатаются тусклые лампы. Пахнет мочой и… чем-то еще…
Ужасный запах.
Как я тут оказался? Что происходит? Почему у Тимы разбита левая бровь, а у меня на колене эти обрывки тины и ссадина?

Кровь из нее медленно стекает в зловонную лужу, но это сложно разглядеть как следует — освещения почти нет, только эти жуткие лампы; от каждого дуновения холодного ветра в тоннеле они издают такие стоны, что сердце у меня резко сжимается и кажется, лучше бы освещения не было вовсе. Тимка молчалив и угрюм. Он идет вроде со мной, рассекая уставшими конечностями жижу, но кажется, что в мыслях он далеко, очень далеко сейчас. Он вообще жив?

- Тима? — спрашиваю я шепотом.
Ноль реакции.
- Тимка, — я легонько толкаю его в грудь.
Он продолжает идти.
- Тимофей! — кричу я.
«Ээй, эээй, эээй», — эхом разносится по канализации.

Тут Тимка резко оживает и хватает меня за шиворот. Рука его, и это меня удивляет и пугает еще сильнее, тверда как сталь.
- Ты что, с ума сошел? — шепчет он мне злобно, брызжа своей слюной; она остается на моей не без того грязной щеке, — Тебе жить надоело?!
Меня передернуло.
Тимка отпускает теперь меня, очень медленно, в глазах тот же неподвижный взгляд, только теперь, кажется, немного растерянный.
- Не кричи, — говорит он, опустив голову, — не надо… не надо…
Я стою как вкопанный, мне безумно страшно. Тимка тем временем наклоняется к жидкости…
— Не надо, прошу, прошу, не ори!! — вопит он на свое отражение. Тимка хватается за голову, он плачет, — Не ори, не ори… не ори, не ори…
Я не двигаюсь с места.
- Не ори, не ори, не ори, а то Он… он услышит…
Комок застревает в горле. Все тело мое дрожит, пятки — во льду. Меня сейчас разорвет от страха, ноги подкашиваются, становится невозможно дышать. Я все же перебарываю рвотные позывы, наклоняюсь к другу.
- Тимка. Кто? Кто он?

Не успеваю я закончить вопрос, как слышу: плеск воды на другом конце тоннеля. Тимка вне себя. Он кричит уже неистово, все показывая пальцем в сторону, откуда идут вибрации воды. Он кричит только «Аааа», но я вижу, в глазах его стеклянных застыл бешеный вопрос: «Зачем, Саша? Зачем Ты сделал это?»
Меня сковало параличом страха. Стою и не шевелюсь. В свете лампы различаю тусклый силуэт приближающегося… Господи Боже…

Шаткие лампы осветили того, кого так боялся мой товарищ. Огромный человек, да и человек ли? Вся одежда его в крови, с рукоятки топора, которым он рассекает канализационную вонь, тоже течет красноватая жидкость. Лица его нет, на голове, как бы в шутку, что ли, надета огромная голова плюшевого зайца… только нам с Тимой совсем не до шуток. Я стою, глотая слезы. Я сейчас же упаду в обморок…

Человек приближается. Вот он подходит вплотную ко мне и наклоняется. Голова зайца, вся перепачканная кровью то тут, то там весело и злобно смотрит на меня. Из-за нее раздается нечеловеческий хрип… я уже истощен… я уже даже желаю, чтобы он меня прикончил поскорее, мне очень плохо.

Внезапно заяц переводит «взгляд» на Тимку, что все еще бьется в конвульсиях страха около меня. Он тихо берет моего беснующегося друга за руку. Но хватка его мертва. Тимка бьется, плещется в воде, пытается вырваться, через слюни свои и слезы молит о помощи, хватается за меня… я стою неподвижно… Заяц тем временем так же медленно и беззвучно, как и пришел, вновь удаляется в глубину тоннеля.

Голос мой вдруг обретает силу, я громко кричу Тимке: «Что это?! Тимка, где мы? Как мне спасти тебя? Тимкааа!!». Внезапно, ловлю себя на том, что я как и друг мой минутой ранее, стою и кричу, как дурак, только: «Аааа». Пронзительно и долго кричу я эту гласную, и ничего не могу с собой поделать. Мне больно! Мне больно уже кричать. Плохой, дурацкий сон! Нужно проснуться! Я слышу вдруг, как Тимка смолкает. Тяжелые шаги направляются снова в мою сторону.
«Ааааа», — кричу я.