Атака Мертвецов

Свeтaлo. Нa смeну нeпрoгляднoй, xoлoднoй тьмe нoчи мeдлeннo, нo вeрнo приxoдилa крaсивaя зaря, сoпрoвoждaeмaя яркими лучaми сoлнцa, xoтя дo вoсxoдa былo eщё дoстaтoчнo времени. Вдохнув полной грудью чистый, прохладный воздух, я закрыл глаза, на несколько секунд забыв, что всё-таки нахожусь на войне, пусть всё и пока что тихо. Улыбнувшись от окружающей безмятежности, я заворожённо глядел вдаль, на пышные зелёные леса, окружающие нашу крепость, Осовец.

Будучи в приподнятом настроении, я потянулся в нагрудный карман, после чего, нащупав там небольшой потёртый кусочек картона с чёрно-белой фотографией, вытащил и вновь взглянул на неё, — оттуда на меня глядела моя жена, которая, несмотря на эффекты съёмки, выглядела столь же прекрасно, как и вживую. «Я вернусь», — прошептал я с небольшой горечью на сердце, после чего максимально аккуратно убрал фотографию обратно, — эти штуки и в мирное время недешёво стоит сделать, что уж говорить про военное.

Вдохнув ещё раз, чтобы отделаться от давящей на сердце тоски по дому и семье, я почувствовал резкий, посторонний запах. Словно… «зелёные яблоки?», — внезапно пришло странное осознание. Стараясь не обращать внимания на это, я вновь устремил взгляд вдаль, и тут же приметил огромное, зелёное облако, стремительно приближающееся к нашему редуту, вместе с усиливающимся запахом, который становился невыносимым. «Что за чертовщина?» — послышался рядом голос часового, и я невольно вздрогнул, не ожидав услышать его, молчавшего до этого на протяжении нескольких часов.

Когда обоняние наконец привыкло к запаху и тот не казался столь резким, в груди начало покалывать, и я, подставив кулак, покашлял в него, сам того не желая. Затем, не успев после этого даже убрать руку, покашлял снова, на этот раз гораздо дольше, и при этом каждый, даже малейший вдох или выдох, сопровождались болью, поначалу не слишком сильной, но в затянувшемся приступе кашля стремительно возрастающей. Скривив лицо и закрыв глаза, я не мог сделать ничего, и поэтому лишь молил, чтобы всё закончилось побыстрее и боль прошла.

Затем, с усилием прекратив кашель, я открыл глаза, и увидел, помимо множества капель крови, оставшихся на моей руке, изменившееся окружение: трава и деревья выглядели безжизненно, земля была усыпана телами птиц и мелких зверей, а небо было затянуто зелёным туманом, не позволяющим видеть вдаль дальше сотни метров.

А после, сквозь кашель лежащего на земле в агонии часового, послышался свист, а через несколько секунд – взрыв. «Тревога!» — хотел крикнуть я, но лёгкие лишь вновь отозвались болью, и я снова согнулся в приступе кашля, вместе с ним выплёвывая куски плоти, перемешанные с кровью.

Снова и снова слышались взрывы, с каждым разом всё ближе, а я не мог сделать ничего, и лишь стоял на коленях, медленно, но верно приближаясь с каждой секундой на шаг к смерти. Страх перемешались с отчаянием, и в эту минуту я готов был на всё, что угодно, лишь бы прекратить всё это.

Упав на землю, я видел пробегающих мимо солдат своей роты, одни из которых также падали на землю, сражённые неизвестным недугом, а другие, подбегая к орудиям, пытались дать отпор противнику, но, не видя в этом смертоносном тумане ничего, стреляли наугад. В глазах темнело, лёгкие буквально сгорали изнутри, — «Кажется, даже сам Бог оставил нас. Лишь бы это всё побыстрее закончилось, я готов принять помощь от кого угодно», — проскользнула в постепенно угасающем сознании мысль. Напоследок бросив взгляд вокруг, я приметил, что всё вокруг словно начало замедляться, после чего, достигнув высшей точки, окружающая меня реальность остановилась.

«Неужели я погиб?» — подумал я, но не утихающая боль доказывала обратное, — «вряд ли мертвецы могут чувствовать её».
- И Вы, несомненно, правы, подпоручик, — рядом послышался тихий, спокойный голос, но, несмотря на это, он был отчётливо слышен сквозь мой кашель.
«Кто это?» — хотел спросить я, однако не мог из-за адской боли выдавить из себя ни единого звука.
- Не столь важно, кто я такой, важно то, что я могу дать Вам. Позвольте, я немного облегчу Вам существование, — стоило неизвестному договорить, как боль мгновенно прекратилась, и на секунду без неё мне стало непривычно, после чего я с облегчением вздохнул, и невольно улыбнулся, — теперь я мог это сделать.

Приподнявшись и вытерев грязным рукавом кителя кровь со рта, я повнимательнее осмотрелся, — всё вокруг действительно остановилось: рядом с орудием застыли в одной позе подносчик боеприпасов, наводчик и артиллерист, в воздухе, в 50 метров от редута, словно подвешенный, находился снаряд, которому оставалось лететь до земли буквально несколько секунд, а на земле, в предсмертной агонии скривили застывшие лица десятки солдат. Всё это зрелище наполняло сердце бесконечным страхом и ужасом, но ещё больше – ненавистью и горечью, ведь большинство солдат были моими друзьями, несмотря на моё офицерское звание.

Наконец, сглотнув обиду за их смерти, я выдохнул и обратился к своему собеседнику:
- Что… что здесь происходит?
- Странный вопрос, не находите? Вы же сами видите, что здесь происходит бой, который Ваша рота проигрывает, — теперь, когда я мог разглядеть собеседника, то понял, что выглядит он для поля боя весьма странно: во фраке, со шляпой на голове, и с тростью в викторианском стиле в правой руке. Кожа его была бледна, а глаза под очками словно светились, впрочем, всё это могло быть лишь оптической иллюзией, вызванной лучами восходящего солнца посреди густого зелёного тумана.
- Вы что, не замечаете? Время, чёрт подери, остановилось!
- Ах, Вы об этом. Не стоит так выражаться, мой друг, это всё моя работа. Согласитесь, так проще вести разговор, чем когда всюду взрываются снаряды?

Не зная, как ему ответить, я лишь слабо кивнул, будучи обескуражен всем происходящим с самого начала. То и дело в моей голове проскальзывала мысль: «Это всё сон, должно быть, я просто уснул, любуясь рассветом и сам того не заметил», однако всё, что происходило, выглядело слишком реальным, чтобы быть лишь сном.

- Он оставил Вас, подпоручик, и я Вас понимаю, — человек с жалостью взглянул на меня, — но зато к Вам пришёл я. Что ж, оглянитесь вокруг, — после недолгого молчания, которое каждый провёл, погрузившись в собственные мысли, он описал тростью поле боя, усыпанное ранеными и погибшими солдатами, — Вы хотите мести, не так ли? Отомстить врагам, что струсили приходить сами и решили использовать подлое оружие, чтобы вытравить вас, словно крыс?
- Да. И что от меня потребуется?
- От Вас? Почти ничего, но в то же время и самое дорогое, что у Вас осталось. Душа, — человек, подойдя, ткнул меня тростью в грудь, и на секунду ко мне вернулась боль, после чего так же стремительно исчезла, стоило лишь убрать от неё трость.
- Значит, Бог оставил нас и пришёл тот, кто может помочь в обмен на душу? Кажется, я понимаю, кто Вы такой. Но я христианин, и Вам ни за что не договориться со мной! – страх, который, казалось бы, в один момент достиг предела, снова начал нарастать. Мне начинало казаться, что лучше бы я умер в приступе кашля, чем попал в руки к самому Дьяволу.
- Ох, подпоручик, Вы невероятно догадливы, — он улыбнулся, обнажив ряд острых, ровных клыков, — однако выбор у вас небольшой: либо вы умрёте просто так, либо свершите правосудие. Тщательно подумайте, прежде чем давать преждевременный ответ.
- Нет. Я лучше умру, чем стану игрушкой в твоих руках!
- Что ж, тогда я Вас разочарую, — в таком случае Вы останетесь здесь. Посидите здесь, сколько сможете выдержать, а потом, как надумаете, позовёте меня. Поймите, это всё лишь ради Вас, — договорив, человек исчез, не оставив следов, словно его здесь не было, однако всё вокруг оставалось застывшим.

Миновали часы, дни, но ничего не менялось. Бесполезно было даже и пытаться достучаться до кого-либо, как и выйти за пределы зелёного тумана, — меня словно что-то удерживало цепями, не давая далеко отходить от редута, каждый угол которого стал моей тюремной камерой. Блуждая по полю боя, я размышлял и вспоминал о многом, но больше всего – о том, кто предлагал мне помощь. О Дьяволе. В итоге всё сводилось к одному ответу, — я должен принять его условия, иначе буду торчать здесь годами, не в силах выбраться, пока не сойду с ума. А даже если выберусь, легче не станет, — вернётся боль, которая медленно и мучительно прикончит меня.

- Ну как, согласен на мои условия? – послышался за спиной знакомый голос.
- Согласен, — вздохнув, ответил я.

В груди словно начинал разгораться огонь. Сквозь боль я набрал в лёгкие побольше воздуха, готовясь к тому, что меня ждёт.
Времени вернулся привычный ход. Свистели снаряды, слышались взрывы и крики солдат, которые начинали стихать, сменяясь предсмертными стонами. Боль нарастала, но была теперь достаточно терпимой.
Вырвав из мёртвых рук моего покойного товарища его винтовку Мосина, я зарядил её, после чего оглянулся, и увидел то, отчего сердце сжалось от страха: солдаты, уже попрощавшиеся с жизнью из-за обстрелов и ядовитого тумана, поднимались на ноги, однако не были живыми, — глаза их были безжизненно холодны, а смертельные раны окончательно выдавали в них мертвецов.

«Верши свою месть», — послышался в моей голове чуждый, посторонний голос, и я, сглотнув ком в горле, направился со своими солдатами вперёд, туда, откуда пришло смертоносное зелёное облако. С одной стороны, мной двигала ненависть к врагам за то, что они сделали со мной и с моими сослуживцами и друзьями, с другой – мне хотелось выбраться отсюда, вернуться домой, к жене, однако я понимал, что этому вряд ли суждено сбыться. «Но надежда умирает последней, ведь так?» — задал я сам себе риторический вопрос.

Каждый шаг давался с трудом, боль, которая достигала своего пика, продолжала нарастать, и то и дело хотелось бросить всё, упасть на мягкую землю, отправившись в рай… или в ад, что теперь наиболее вероятно.

- Ich sehe den Feind! — послышался издали крик, вырвавший меня из размышлений, и, подняв помутневший взгляд, я разглядел впереди десятки человеческих фигур, после чего пришло мгновенное осознание, — вот они, те, кто заставили меня пойти на сделку с самим Дьяволом.

Издав хрип, я ускорился, на ходу прицеливаясь в ближайшего противника, после чего выстрелил, сразу свалив его на землю, после чего его товарищи, заняв позиции, начали ответный обстрел. Пули свистели рядом, одна из них попала мне в плечо, однако боли не последовало, либо же я уже не мог её воспринимать.

Мертвецы, следовавшие за моей спиной, стреляли на удивление метко, убивая врагов одного за другим, после чего те решили приблизиться к нам. «Хотят навязать нам рукопашную. Что ж, так тому и быть», — решил я, на ходу цепляя к своей винтовке Мосина штык-нож.

Оказавшись достаточно близко к одному из противников, я, прицелившись, резко ударил ему штыком в живот, отчего тот согнулся, затем прикладом пробил череп, ударив по затылку.

Поначалу враги не замечали ничего странного, затем они, наконец, пригляделись, с кем они ведут бой, и с разных сторон послышались их крики ужаса. Большинство бросились бежать, наплевав на судьбы сослуживцев и оставив их против армии восставших мертвецов, которые не знали жалости.

Поле боя стремительно превращалось в кровавую бойню. Покойники, что вершили месть, расправлялись со своими палачами жестоко, и вскоре вся земля была залита кровью и внутренностями. От моей ненависти постепенно не оставалось и следа, я пытался остановить свою армию, увидев, как они десятками убивают с особой жестокостью простых солдат, которые, как и мы, по сути, лишь делали свою работу, и у каждого из которых наверняка, как и у меня, были люди, что ждали их живыми с этой войны, но всё было тщетно, и тогда до меня дошло, — мертвецы всё это время выполняли не мои приказы, а приказы того, чьим инструментом я стал. Все они – больше не те славные люди и близкие друзья, которых я знал, а лишь бездушные машины убийства, и всё это по моей вине.
«Вот и всё», — оглядев усыпанное телами поле боя, понял я, и, чувствуя усталость, сел на землю, закрыв глаза. За последние несколько часов я увидел и почувствовал больше, чем за всю свою жизнь, и сейчас был истощён морально и физически.

- Я вижу, вы закончили, — послышался знакомый голос, и я, открыв глаза, увидел Его вновь. Время вновь застыло на одном моменте, а боль исчезла, что давало понять, что нас вновь ждёт разговор.
- Да. И что теперь?
- Ничего. Вас, как и всех тех, кто должен был быть мёртв, ожидает лишь одно, — небытие.
- Но я же не такой как они, я ещё жив! – не веря в то, что слышу, с ещё большим страхом отвечал я. Именно в этот момент мне больше всего не хотелось умирать.
- По сути – да, однако, у вас столько ран, что стоит лишь мне вернуть времени привычный ход и перестать Вас защищать, не пройдёт и минуты, как Вы умрёте.

Я замолчал, обдумывая сказанное им. «Впрочем, что тут думать? Я всё равно больше ничего не смогу сделать», — с отчаянием понимал я.

- Мне очень жаль, что так сложилось, однако больше ничего я сделать не смогу. Бог не спас Вас, а я сделал, что мог, — дал Вам шанс уйти удовлетворённым местью. Прощайте, подпоручик, — на прощание мой собеседник снял шляпу, после чего исчез, вернув обычный ход времени.

Истекая кровью и кашляя кусками своих лёгких, я упал на безжизненную землю, глядя в небо. Туман постепенно рассеивался, позволяя лучам поднимающегося из-за горизонта солнца достигать поля боя. Напоследок я взглянул на него, поняв, вот-вот потеряю возможность наслаждаться красотой этого мира. “Стоила ли моя месть того? Мог ли я поступить по-другому и вернуться домой живым?” — проскользнули в голове последние мысли, и я, смирившись, улыбнулся и навсегда закрыл глаза, слушая лишь шелест мёртвой листвы.