Свeтaлo. Нa смeну нeпрoгляднoй, xoлoднoй тьмe нoчи мeдлeннo, нo вeрнo приxoдилa крaсивaя зaря, сoпрoвoждaeмaя яркими лучaми сoлнцa, xoтя дo вoсxoдa былo eщё дoстaтoчнo времени. Вдохнув полной грудью чистый, прохладный воздух, я закрыл глаза, на несколько секунд забыв, что всё-таки нахожусь на войне, пусть всё и пока что тихо. Улыбнувшись от окружающей безмятежности, я заворожённо глядел вдаль, на пышные зелёные леса, окружающие нашу крепость, Осовец.

Будучи в приподнятом настроении, я потянулся в нагрудный карман, после чего, нащупав там небольшой потёртый кусочек картона с чёрно-белой фотографией, вытащил и вновь взглянул на неё, — оттуда на меня глядела моя жена, которая, несмотря на эффекты съёмки, выглядела столь же прекрасно, как и вживую. «Я вернусь», — прошептал я с небольшой горечью на сердце, после чего максимально аккуратно убрал фотографию обратно, — эти штуки и в мирное время недешёво стоит сделать, что уж говорить про военное.

Вдохнув ещё раз, чтобы отделаться от давящей на сердце тоски по дому и семье, я почувствовал резкий, посторонний запах. Словно… «зелёные яблоки?», — внезапно пришло странное осознание. Стараясь не обращать внимания на это, я вновь устремил взгляд вдаль, и тут же приметил огромное, зелёное облако, стремительно приближающееся к нашему редуту, вместе с усиливающимся запахом, который становился невыносимым. «Что за чертовщина?» — послышался рядом голос часового, и я невольно вздрогнул, не ожидав услышать его, молчавшего до этого на протяжении нескольких часов.

Когда обоняние наконец привыкло к запаху и тот не казался столь резким, в груди начало покалывать, и я, подставив кулак, покашлял в него, сам того не желая. Затем, не успев после этого даже убрать руку, покашлял снова, на этот раз гораздо дольше, и при этом каждый, даже малейший вдох или выдох, сопровождались болью, поначалу не слишком сильной, но в затянувшемся приступе кашля стремительно возрастающей. Скривив лицо и закрыв глаза, я не мог сделать ничего, и поэтому лишь молил, чтобы всё закончилось побыстрее и боль прошла.

Затем, с усилием прекратив кашель, я открыл глаза, и увидел, помимо множества капель крови, оставшихся на моей руке, изменившееся окружение: трава и деревья выглядели безжизненно, земля была усыпана телами птиц и мелких зверей, а небо было затянуто зелёным туманом, не позволяющим видеть вдаль дальше сотни метров.

А после, сквозь кашель лежащего на земле в агонии часового, послышался свист, а через несколько секунд – взрыв. «Тревога!» — хотел крикнуть я, но лёгкие лишь вновь отозвались болью, и я снова согнулся в приступе кашля, вместе с ним выплёвывая куски плоти, перемешанные с кровью.

Снова и снова слышались взрывы, с каждым разом всё ближе, а я не мог сделать ничего, и лишь стоял на коленях, медленно, но верно приближаясь с каждой секундой на шаг к смерти. Страх перемешались с отчаянием, и в эту минуту я готов был на всё, что угодно, лишь бы прекратить всё это.

Упав на землю, я видел пробегающих мимо солдат своей роты, одни из которых также падали на землю, сражённые неизвестным недугом, а другие, подбегая к орудиям, пытались дать отпор противнику, но, не видя в этом смертоносном тумане ничего, стреляли наугад. В глазах темнело, лёгкие буквально сгорали изнутри, — «Кажется, даже сам Бог оставил нас. Лишь бы это всё побыстрее закончилось, я готов принять помощь от кого угодно», — проскользнула в постепенно угасающем сознании мысль. Напоследок бросив взгляд вокруг, я приметил, что всё вокруг словно начало замедляться, после чего, достигнув высшей точки, окружающая меня реальность остановилась.

«Неужели я погиб?» — подумал я, но не утихающая боль доказывала обратное, — «вряд ли мертвецы могут чувствовать её».
- И Вы, несомненно, правы, подпоручик, — рядом послышался тихий, спокойный голос, но, несмотря на это, он был отчётливо слышен сквозь мой кашель.
«Кто это?» — хотел спросить я, однако не мог из-за адской боли выдавить из себя ни единого звука.
- Не столь важно, кто я такой, важно то, что я могу дать Вам. Позвольте, я немного облегчу Вам существование, — стоило неизвестному договорить, как боль мгновенно прекратилась, и на секунду без неё мне стало непривычно, после чего я с облегчением вздохнул, и невольно улыбнулся, — теперь я мог это сделать.

Приподнявшись и вытерев грязным рукавом кителя кровь со рта, я повнимательнее осмотрелся, — всё вокруг действительно остановилось: рядом с орудием застыли в одной позе подносчик боеприпасов, наводчик и артиллерист, в воздухе, в 50 метров от редута, словно подвешенный, находился снаряд, которому оставалось лететь до земли буквально несколько секунд, а на земле, в предсмертной агонии скривили застывшие лица десятки солдат. Всё это зрелище наполняло сердце бесконечным страхом и ужасом, но ещё больше – ненавистью и горечью, ведь большинство солдат были моими друзьями, несмотря на моё офицерское звание.

Наконец, сглотнув обиду за их смерти, я выдохнул и обратился к своему собеседнику:
- Что… что здесь происходит?
- Странный вопрос, не находите? Вы же сами видите, что здесь происходит бой, который Ваша рота проигрывает, — теперь, когда я мог разглядеть собеседника, то понял, что выглядит он для поля боя весьма странно: во фраке, со шляпой на голове, и с тростью в викторианском стиле в правой руке. Кожа его была бледна, а глаза под очками словно светились, впрочем, всё это могло быть лишь оптической иллюзией, вызванной лучами восходящего солнца посреди густого зелёного тумана.
- Вы что, не замечаете? Время, чёрт подери, остановилось!
- Ах, Вы об этом. Не стоит так выражаться, мой друг, это всё моя работа. Согласитесь, так проще вести разговор, чем когда всюду взрываются снаряды?

Не зная, как ему ответить, я лишь слабо кивнул, будучи обескуражен всем происходящим с самого начала. То и дело в моей голове проскальзывала мысль: «Это всё сон, должно быть, я просто уснул, любуясь рассветом и сам того не заметил», однако всё, что происходило, выглядело слишком реальным, чтобы быть лишь сном.

- Он оставил Вас, подпоручик, и я Вас понимаю, — человек с жалостью взглянул на меня, — но зато к Вам пришёл я. Что ж, оглянитесь вокруг, — после недолгого молчания, которое каждый провёл, погрузившись в собственные мысли, он описал тростью поле боя, усыпанное ранеными и погибшими солдатами, — Вы хотите мести, не так ли? Отомстить врагам, что струсили приходить сами и решили использовать подлое оружие, чтобы вытравить вас, словно крыс?
- Да. И что от меня потребуется?
- От Вас? Почти ничего, но в то же время и самое дорогое, что у Вас осталось. Душа, — человек, подойдя, ткнул меня тростью в грудь, и на секунду ко мне вернулась боль, после чего так же стремительно исчезла, стоило лишь убрать от неё трость.
- Значит, Бог оставил нас и пришёл тот, кто может помочь в обмен на душу? Кажется, я понимаю, кто Вы такой. Но я христианин, и Вам ни за что не договориться со мной! – страх, который, казалось бы, в один момент достиг предела, снова начал нарастать. Мне начинало казаться, что лучше бы я умер в приступе кашля, чем попал в руки к самому Дьяволу.
- Ох, подпоручик, Вы невероятно догадливы, — он улыбнулся, обнажив ряд острых, ровных клыков, — однако выбор у вас небольшой: либо вы умрёте просто так, либо свершите правосудие. Тщательно подумайте, прежде чем давать преждевременный ответ.
- Нет. Я лучше умру, чем стану игрушкой в твоих руках!
- Что ж, тогда я Вас разочарую, — в таком случае Вы останетесь здесь. Посидите здесь, сколько сможете выдержать, а потом, как надумаете, позовёте меня. Поймите, это всё лишь ради Вас, — договорив, человек исчез, не оставив следов, словно его здесь не было, однако всё вокруг оставалось застывшим.

Миновали часы, дни, но ничего не менялось. Бесполезно было даже и пытаться достучаться до кого-либо, как и выйти за пределы зелёного тумана, — меня словно что-то удерживало цепями, не давая далеко отходить от редута, каждый угол которого стал моей тюремной камерой. Блуждая по полю боя, я размышлял и вспоминал о многом, но больше всего – о том, кто предлагал мне помощь. О Дьяволе. В итоге всё сводилось к одному ответу, — я должен принять его условия, иначе буду торчать здесь годами, не в силах выбраться, пока не сойду с ума. А даже если выберусь, легче не станет, — вернётся боль, которая медленно и мучительно прикончит меня.

- Ну как, согласен на мои условия? – послышался за спиной знакомый голос.
- Согласен, — вздохнув, ответил я.

В груди словно начинал разгораться огонь. Сквозь боль я набрал в лёгкие побольше воздуха, готовясь к тому, что меня ждёт.
Времени вернулся привычный ход. Свистели снаряды, слышались взрывы и крики солдат, которые начинали стихать, сменяясь предсмертными стонами. Боль нарастала, но была теперь достаточно терпимой.
Вырвав из мёртвых рук моего покойного товарища его винтовку Мосина, я зарядил её, после чего оглянулся, и увидел то, отчего сердце сжалось от страха: солдаты, уже попрощавшиеся с жизнью из-за обстрелов и ядовитого тумана, поднимались на ноги, однако не были живыми, — глаза их были безжизненно холодны, а смертельные раны окончательно выдавали в них мертвецов.

«Верши свою месть», — послышался в моей голове чуждый, посторонний голос, и я, сглотнув ком в горле, направился со своими солдатами вперёд, туда, откуда пришло смертоносное зелёное облако. С одной стороны, мной двигала ненависть к врагам за то, что они сделали со мной и с моими сослуживцами и друзьями, с другой – мне хотелось выбраться отсюда, вернуться домой, к жене, однако я понимал, что этому вряд ли суждено сбыться. «Но надежда умирает последней, ведь так?» — задал я сам себе риторический вопрос.

Каждый шаг давался с трудом, боль, которая достигала своего пика, продолжала нарастать, и то и дело хотелось бросить всё, упасть на мягкую землю, отправившись в рай… или в ад, что теперь наиболее вероятно.

- Ich sehe den Feind! — послышался издали крик, вырвавший меня из размышлений, и, подняв помутневший взгляд, я разглядел впереди десятки человеческих фигур, после чего пришло мгновенное осознание, — вот они, те, кто заставили меня пойти на сделку с самим Дьяволом.

Издав хрип, я ускорился, на ходу прицеливаясь в ближайшего противника, после чего выстрелил, сразу свалив его на землю, после чего его товарищи, заняв позиции, начали ответный обстрел. Пули свистели рядом, одна из них попала мне в плечо, однако боли не последовало, либо же я уже не мог её воспринимать.

Мертвецы, следовавшие за моей спиной, стреляли на удивление метко, убивая врагов одного за другим, после чего те решили приблизиться к нам. «Хотят навязать нам рукопашную. Что ж, так тому и быть», — решил я, на ходу цепляя к своей винтовке Мосина штык-нож.

Оказавшись достаточно близко к одному из противников, я, прицелившись, резко ударил ему штыком в живот, отчего тот согнулся, затем прикладом пробил череп, ударив по затылку.

Поначалу враги не замечали ничего странного, затем они, наконец, пригляделись, с кем они ведут бой, и с разных сторон послышались их крики ужаса. Большинство бросились бежать, наплевав на судьбы сослуживцев и оставив их против армии восставших мертвецов, которые не знали жалости.

Поле боя стремительно превращалось в кровавую бойню. Покойники, что вершили месть, расправлялись со своими палачами жестоко, и вскоре вся земля была залита кровью и внутренностями. От моей ненависти постепенно не оставалось и следа, я пытался остановить свою армию, увидев, как они десятками убивают с особой жестокостью простых солдат, которые, как и мы, по сути, лишь делали свою работу, и у каждого из которых наверняка, как и у меня, были люди, что ждали их живыми с этой войны, но всё было тщетно, и тогда до меня дошло, — мертвецы всё это время выполняли не мои приказы, а приказы того, чьим инструментом я стал. Все они – больше не те славные люди и близкие друзья, которых я знал, а лишь бездушные машины убийства, и всё это по моей вине.
«Вот и всё», — оглядев усыпанное телами поле боя, понял я, и, чувствуя усталость, сел на землю, закрыв глаза. За последние несколько часов я увидел и почувствовал больше, чем за всю свою жизнь, и сейчас был истощён морально и физически.

- Я вижу, вы закончили, — послышался знакомый голос, и я, открыв глаза, увидел Его вновь. Время вновь застыло на одном моменте, а боль исчезла, что давало понять, что нас вновь ждёт разговор.
- Да. И что теперь?
- Ничего. Вас, как и всех тех, кто должен был быть мёртв, ожидает лишь одно, — небытие.
- Но я же не такой как они, я ещё жив! – не веря в то, что слышу, с ещё большим страхом отвечал я. Именно в этот момент мне больше всего не хотелось умирать.
- По сути – да, однако, у вас столько ран, что стоит лишь мне вернуть времени привычный ход и перестать Вас защищать, не пройдёт и минуты, как Вы умрёте.

Я замолчал, обдумывая сказанное им. «Впрочем, что тут думать? Я всё равно больше ничего не смогу сделать», — с отчаянием понимал я.

- Мне очень жаль, что так сложилось, однако больше ничего я сделать не смогу. Бог не спас Вас, а я сделал, что мог, — дал Вам шанс уйти удовлетворённым местью. Прощайте, подпоручик, — на прощание мой собеседник снял шляпу, после чего исчез, вернув обычный ход времени.

Истекая кровью и кашляя кусками своих лёгких, я упал на безжизненную землю, глядя в небо. Туман постепенно рассеивался, позволяя лучам поднимающегося из-за горизонта солнца достигать поля боя. Напоследок я взглянул на него, поняв, вот-вот потеряю возможность наслаждаться красотой этого мира. “Стоила ли моя месть того? Мог ли я поступить по-другому и вернуться домой живым?” — проскользнули в голове последние мысли, и я, смирившись, улыбнулся и навсегда закрыл глаза, слушая лишь шелест мёртвой листвы.