Злoвoниe удушaeт иx eщё с тex пoр, кaк oни прoшли чeрeз врaтa Грeйвa. Oнo сильнee, чeм рявкaющиe кoмaндиры, зaгoняющиe иx внутрь, и рeзчe, чeм oгни, чтo пылaют в eё oбитeли. Нa ступeняx оно едкое, с оттенком праха. Запах струпьев. Наверху оно источалось из гноящихся ран. Душный, сгущающийся смрад. Внутри оно обернулось в острый запах соли и металла; ужасающе знакомый запах. Так пахнет плоть, когда её режут. Храмовый конвоир не произносит ни слова. Острота его улыбки говорит за него. Остальные менее деликатны. Непристойные шёпоты издеваются над пленниками, когда те пробиваются сквозь темноту, высказывая зловещие угрозы. Когти впиваются в плоть, забавляясь с ней, как с закуской. Некоторые чувствуют их — как кончики острых языков у себя в ушах, что подобно острому и тонкому лезвию, разрезают надвое. Зловоние становится только хуже. Алтарей в храме нет. Только плиты и разделочные столы. Боги этого места — существа из плоти, которые питаются кровью. Алый нектар наливают в кубки, изготовленные для события. Новое чувство знакомости усугубляет страх. Напитки выкачивают из глоток друзей, товарищей. Мужчины, что воевали вместе с ними, что были схвачены вместе с отребьем. Мужчины, отправленные в храм раньше них, подаются как первое блюдо. Ибо, как и всех истинных Богов, властителей Грейва боготворят, потому что они безжалостные. И ничто не утоляет их так, как жизни. Ужасы восхождения в храм ослабевали. Всего лишь грёзы перед кошмаром. Узники знают, что они пропали. Никто не возвращается из Грейва. Не после лицезрения бессмертных. И их бессмертной Королевы. Её Господство в сапфире её глаз. Остальные здесь, чтобы выражать его за неё.
— Склонитесь, жалкие! — Взмахнув рукой и отводя её в сторону, скомандовал требовательный баритон. Негодные должны были узреть её Величество. — Вы в обществе Королевы Аркхаллы. Она та, чьи приказы — закон. Теперь… — Оглядев властительным ликом, он сделал шаг вперёд. — Вы — всё, что осталось от воинов Ларака.
— Не самые смелые из всех. Не самые непокорные. — Оценивающе произносит повелительница. — Просто те, что остались. Вот почему мы сохраним вас напоследок.
В правой руке сжимался золотой скипетр с драгоценным красным камнем, а в левой золотой кубок, с будучи, ещё неиспитым нектаром всевластия.
— За Аркхаллу, Всевышнюю Повелительницу Грейва! — Единогласно скандировали подданные. — Госпожа великого царства, первая среди нас. Мы преподносим еду истинных Богов.
Сверкающий потир с наикрасивейшей гравировкой был грациозно подан, с призывающими к действию словами:
— Первая кровь, моя Королева.
Источником которой является жизнь и неугасаемая власть. Конвоир приложил остриё к шее раба, что был на цепи, из-за стальных браслетов запястья немели, из-за чего боли и потёртости не ощущалось. Тело, словно привыкшее к издевательствам и прошедшее через долго тянущиеся измывания, перестало реагировать на воспаления и ноющую боль, не подавая сигналов.
— Стой. — Выдвинутый скипетр указывал на недобро глядящего юношу, что стоял на коленях. — Не этого. — Её властный тон будоражил сознание. — Оставьте его на потом.
— Для вашей ванны, возможно?
— Возможно. — Игриво протянула неподражаемая, лукаво стрельнув глазами.
Юношу уводят из тронного зала. Его товарищи остаются. Пиршество идёт своим чередом, от воплей до предсмертных хрипов. От дёргающихся мускулов до металлического запаха крови. Это ранний период человечества. Цивилизация всё ещё ворочается в своей колыбели. Кровь не слишком ценна, чтобы быть пролитой. Но это не значит, что жертвоприношение в Грейве тратится впустую. То, что кажется выброшенным, направляется по каналам. Объединяется, образовывая собой огненную воронку и причащается.
— Довольно говорить о воинской крови. — Небольшая алая струйка скатывается вниз, как три капли летят на каменные узоры. Украшенные каменные плиты, этот орнамент украшенный кровью. Кровью отрешённых и падших. — Что насчёт других пленных?
— Ассортимент самых здоровых особей, как и всегда. — Он шёл чуть позади, соблюдая дистанцию. — Они доставят вам удовольствие.
Глаза с поволокой. Её хитрющий взгляд с полубока, лисья улыбка, чарующие обжигание. От него ничего не утаишь.
— Удовольствие перед удовольствием, Бэл. — Ведущая наверх лестница в арке. Мраморные ступеньки с колонными. Она неспешно поднималась, произнося своё веление. — Я желаю сперва увидеть рассвет и после этого, я хочу видеть тебя в своих покоях. Приведи компанию. — Отбрасываемая тень подчёркивает, насколько она была статной. — Оставляю выбор тебе.
Она кичилась своим превосходством, как ей и положено.
Она первая из бессмертных и первая среди них. Где она идёт, остальные могут только следовать. А иногда не могут и этого. Те, что обращены ею, едва могут выдержать дневной свет. Те, что обращены ими, сгорят от одного прикосновения солнца. Она позволяет теплу ласкать её с головы до ног. На рассвете небо — это верная смерть. Как внизу, так и вверху. Мир принадлежит ей. Время тянется: час за часом, удовольствие за удовольствием. Решения принимаются; некоторые из них значительнее, чем остальные.
— При захваченном Лараке, единственный город, который может представлять опасность, это Каркоса. — Рассуждал Бэл. — Если только мы не отправимся на Юг, к портовым городкам Дильмуна.
— Нет. Ещё слишком рано. — Негромко донеслось за ним.
— Тогда, значит, Каркоса. Мои люди отдохнули и готовы. — Остановившись, он взглянул на монумент, значительных размеров. — Однако новобранцы беспокоят меня. Могу поклясться, что люди уже не те, что во времена вашего отца.
Памятник её отцу, его грозное и властное лико. Истинный правитель, в голове которого укладывалось сознание важнейших ценностей и задач.
— Нет, нет. Это не подойдёт. — Отнекивалась нынешняя правительница, выбирая подходящий наряд. Прислуга, подносящая бархатную красную ткань, с идущими кверху ромбиками жёлтого цвета, снова вынуждена удалиться.
— Скулящие о нехватке зерна. Жалующиеся, что их семьи голодают. — Продолжал он свою глубокую речь. — Несомненно все жалобщики предаются мечу. Но я проверил зернохранилища, и нехватка реальна.
Тика и серьги-лодочки украшали уши и волосы прислуги. Она чуть склонилась перед Королевой, предоставляя ей очередной выбор.
— Было явно недостаточно поставок из северных провинций. Думаю, губернатор Издубар больше заинтересован в истощении деревень Тибиры, нежели в том, чтобы убедиться о наличии у них хорошего урожая.
— А как тебе это? — В вытянутых руках одеяние из павлиньих перьев.
— Это беспокоит меня, моя Королева. Людям нужна еда. А нам нужны люди, как новобранцы и как слуги.
— Да, вот этот! — Её радостная улыбка — просто нечто. — Бэл, иди убедись, что моя ванна готова. И приведи туда того человеческого мальчишку.
В очередной раз юноша остаётся в стороне, его истязания изощрённо разнообразны. Всего лишь несколько часов назад он был избавлен от созерцания смерти своих товарищей и оставлен в живых, чтобы это преследовало его. В этот раз его заставили смотреть. Рабы подвешенные вниз головой, серп в правой руке у одного из конвоиров. Сверху словно в кромешном углу сочился небольшой луч света, казавшийся лазурным на вид. Этот луч света освещал помещение, хоть на стенах и имелись большие факелы, с покачивающимися языками пламени, находящиеся по бокам, от участников сие действа. Торжественное одеяние было снято и Королеве оставалось лишь спуститься вниз, а над ней подвешенная челядь, готовившаяся принять свою участь. Вокруг ванны зажжённые свечи, задающие нужную атмосферу. Погружение вниз и наступит кровавый дождь. Конвоиры были наготове. Взмахнув серпами, из глоток несчастных прольётся божественный нектар, позволяющий оставаться неугасаемо молодой, красивой и всевластной. Нескончаемый ливень и подобно кровавой леди Батори, она омывается в крови тех, кто сохраняет и дарует ей жизнь. Бесконечную жизнь. Блаженно закрыв глаза, она принимает этот дар. Она блаженно улыбнулась, хотя в улыбке её, никак не отразилось нечто страдальческое, скорее, что-то гуманное, высшее. Вытянув ладони, капля за каплей проливались на её нежные руки, постепенно заполнившись доверху и стекая ручейками. Вскинув голову, она подставляла лицо к багровому ливню, манерно разводя руками в сторону. Она наслаждалась багровым дождём, который даровал ей всевластие и беспечность. Рука легонько скользнула по плечу, на лице промелькнула лёгкая улыбочка, едва заметная для других. Это поистине было райским наслаждением. Бэл держал в руке торжественное одеяние Королевы, спадающие павлиньи перья, почти касались пола. Справа от него один из конвоиров удерживал того самого юношу, что ошарашенно глазел на правительницу. В какой-то момент его взгляд переменился и в глазах снова проявился испуг. Его принуждали узреть гибель товарищей и некогда соратников. Он, смотря против своей воли, чувствовал нарастающую волну паники, где-то там, изнутри. Волна накатывала с новой силой, подступая вверх, к уровню груди. Невольно раскрыв пошире веки, он безмолвно приоткрыл рот, не веря в происходящее.
— Опусти глаза, бесстыдник. — Причитал знакомый уже баритон. — Ты не достоин. — Пренебрежительно бросает он, не удостоив плебея даже взглядом.
Её движения настолько грациозны. Она плавно подходит к нему, словно вышедшая из озера нимфа.
— Ты кажешься немного раскрасневшимся. Это от крови? — Она выдерживает небольшую театральную паузу, после чего с придыханием добавляет. — Или от меня?
Кончиками пальцев она проводит по его плечу, изучая взглядом, словно удав свою очередную жертву. Наверное для неё он был жалким бедным кроликом, который будет рыпаться и дёргаться от её удушающего захвата.
— М-мм, возможно, и то и другое. — Чуть отведя взгляд, она самодовольно спрашивает. — Как твоё имя?
— У меня нет имени. Разве мы все не просто жалкие человечишки для вас?
Громкий шлепок звонко отдаётся от стен. За эту реплику Бэл отвесил ему знатный чапалах. Удар ладонью по лицу носит в данном случае наказательный характер. Парень жмуриться от страха, сильно стиснув зубы. С нижней губы по подбородку стекают два небольших ручейка. Костяшками правой руки она нежно проводит по подбородку юноши, и серьёзно проговаривая лишь одно:
— Это был неверный ответ.
Парень напуган, его сарказм тотчас пропадает. Роскошная девушка с чёрными густыми волосами поворачивается к Бэлу и прямо заявляет:
— Мне нужен новый личный раб. Он подойдёт.
Бэл грозно смотрит на её, сурово сведя брови, тактично промолчав. Сложно было догадаться, что ему это не нравилось. Но кого это волнует? После недолгой паузы, он сухо добавляет.
— Как прикажите.
Он протягивает ей накидку с перьями.
— Приведите его в порядок. — Отдаёт поручение стоящему сзади них конвоиру, что с силой приподнимает юношу с колен. — И поместите в загон для рабов.
Эти слова срабатывают для неё как триггер. Схватив цепкой хваткой за волосы, резко отклонила его голову назад, словно обезумев. Лязг металла и она одним движением руки выхватывает меч из ножен. Бэл не успевая толком сообразить, как его холодное оружие, уже в её руках. Не устояв на месте, покачнувшись, он резко откидывается назад под её натиском. Её глаза. Они словно наливаются кровью.
— Ты оспариваешь моё решение. Это также отчётливо видно на твоём лице, как и в твоём уме. — Пальцы вцепились в шейный угол. Всё-таки женщина в гневе страшна. Схватив волосы на затылке, она резко опрокидывает его голову назад, обращая гневным взором. В ней пробуждается лютость. Мужчина сведя брови, смолчал, крайне терпеливо прикрыв глаза. Пальцы сжимали с такой яростью, что она была готова вырвать ему клок волос с затылка. — Я пустила тебя к себе. Ты оберегал мою обитель, мою постель, мои покои. Но не осмеливайся полагать, будто это даёт тебе влияние на меня. — Грозно процедила она сквозь зубы, сжимая ещё сильнее. Длинный меч сверкнул, как и её стальные глаза, прикованные к его лицу. Она была готова испепелить его взглядом и разорвать на куски, что её аж трясло от злобы. Ненависть затмила разум. — Или это ты будешь тут подвешенным с перерезанной глоткой! — Угрожающе гаркнула Аркхалла. — А теперь оставь меня. Я хочу побыть одна.
В правой руке тот самый скипетр, в левой — горящий факел, освещающий ей путь. Шаг за шагом, она спускалась по кручёной винтажной лестнице. Внизу как вверху. Никто не следует за ней сюда. Стая летучих мышей хлопает крыльями, издавая громкий надоедливый писк. Они на приличном расстоянии над её головой, пролетают, устремившись вперёд. Пищат, не прекращая, словно боясь чем-то не угодить. Никто не знает о путях вниз в недра храма. Противный писк замолкает. Лестница, ведущая всё вниз. Ей предстоял долгий путь, но оно того стоило. Она проводит рукой по каменной стене, эти плиты, этот ярко горящий огонь, словно Олимпийский факел, заполняющий всё вокруг своим жаром и тёплым светом. Строители знали. Планировщики знали. Только вот, люди не могут знать так много и выжить. В проёме виднеется чей-то чёрный силуэт. Медленно проходящая тень отражается на стенах и останавливается, пройдя внутрь. Камень в скипетре вибрирует в тандеме с зеркалом, как сердца любовников, близких к предсмертной агонии. Он был высечен из тёплой податливой поверхности зеркала, вырезан из самой его сущности. Никто никогда не выяснял из чего же зеркало сделано. Ритуал суровый. Порез тщательный. Колдовство собирает её волю также, как чаша собирает её пожертвование. Она сидит в самом центре зеркала, её кровь проливается в чашу из перевёрнутого черепа. Вытянув руку вперёд, она переворачивает чашу и, плотным потоком, её тёмная кровь сменяется в тусклые цвета, смешиваясь с чем-то инородным. Постепенно вокруг неё поднимается алый дым и проплывающие облачки образовывают полукруги и полуспирали, тем самым очерчивая вокруг неё красно-алую границу. Она сидит в этом круге, пока не прольётся последняя капля. Завитки дыма приобретают замысловатые узоры и становятся более стилизованными на вид. Теперь она ощущает каждый импульс внутри своих вен, глубоких, гудящих. Зеркало её семья. Кровь от её крови. Её отец нашёл его много лет назад, глубоко в руинах проклятого Сейкура. Короли-колдуны древнего города, давно исчезнувшего из этого мира, использовали его, чтобы призвать тех, кто внизу. Как и колдуны, её отец искал ключи к могуществу. Могуществу в своих землях; могуществу, чтобы господствовать над землями вне. Зеркало дало ему то, что он жаждал. Всё, что оно просило взамен, это кровавую жертву, как сказали жрецы. Её отец дал легко. Но те, кто внизу, не были довольны, как сказали жрецы. Они требовали больше… Они потребовали его дочь. Его люди были вынуждены отдавать своих собственных детей, очень много раз. Если бы их король отказался, они бы убили их обоих. Он возглавлял жертвенную команду. Отчаяние пронзило сердце, которое, как он считал, закалилось после ран. В последний момент он попытался спасти её. Горстка воинов приняла его сторону. Девочка забежала в руины в то время, как её отец был повержен. Её первое кровотечение уже настало. Двенадцатилетняя девочка стала женщиной в тот день. Паникующая, преследуемая, она посвятила себя милости тех, кто внизу, прося их сохранить отцу жизнь. Предательство её отца привело к тому, что зеркало прокляло девочку. Оно использовало не слова или язык. Оно прокляло кровь. Её кровь. Из крови девочки те, кто внизу, узнали, что её отец бросил им вызов ради неё. Они отвергли её просьбу, обманув и, тем самым, обратив её. Такова вот милость Богов.
— Пощадите, господа! Пожалуйста, пощадите! — Молили снизу.
Лучники были на страже, держав падших на мушке.
— Проявите милосердие, прежде, чем Королева услышит об этом. — С холодной интонацией произнёс главный стражник.
— Стойте! — Вскинув рукой, призывала остановиться, её Величество. Позади неё плёлся тот самый юный раб, склонив голову, подобно сутулой собаке. Он придерживал подол её праздничного ярко-красного плаща. По сути это была карнавальная накидка без капюшона. На голове черноволосой владычицы имелась сияющая диадема. Она носила либо длинную полотняную, тесно прилегающую к телу рубашку на бретелях, доходившую до самых ступней и оставляющую грудь открытой. Но сейчас на ней был закрытый калазирис с круглым вырезом горловины, с короткими и узкими рукавами. Иногда она могла позволить себе с клиновидным вырезом и длинными рукавами. Слуги не смели же иметь пёстрые рубахи-передники с широкими бретелями белого цвета. Одежда знатных женщин украшалась вышивкой и плиссировкой. В их гардероб входил и плащ. Рабыни были куда скромнее, и более скуднее внешне. В эпоху Нового царства калазирис по-прежнему в моде. Калазирисы знатных богем шились из дорогих прозрачных плиссированных тканей. Нередко их украшали чешуйчатым узором — рядами вышивки, имитирующей оперенье ястреба (кобчика) — символа Марисы. На плечи женщины набрасывали небольшие драпированные пелерины или большие покрывала, которыми окутывали всю фигуру, драпируя их особым образом. Плиссировку стали располагать в различных направлениях, и это создавало совершенно новую ритмическую структуру одежды. Женщины низших сословий одевались в льняные или хлопчатобумажные калазирисы, у которых были рукава или бретели. Знатные правительницы носили довольно узкую одежду, оставляющую открытым только одно плечо, и широкий, ниспадающий плащ, который завязывался спереди. На такой костюм шли прозрачные ткани. — Что тут происходит?
Один из бородатых и темноволосых лучников повернулся на голос Королевы, узрев её во всей красе. Взгляд его показался ей встревоженно-опасливым.
— Крестьяне из провинции Тибира, моя Королева. Они пришли без спросу, вопреки вашему указу. — Сообщил он. Было заметно, как он напряжён.
Она подошла ближе, стоя как истинный Император и смотря на низшее сословие снизу вверх. Её диадема смахивала чем-то на Лавровый венок. Со времён Античности — символ славы, победы или мира. Триумфаторы надевали лавровый венок; суда победителей украшались лаврами.
— Итак? — Дала право высказаться простому люду.
— Наша деревня голодает, бессмертная Королева. Господин Издубар и его люди, они конфискуют наше зерно, загрязняют наши колодцы ради своей забавы.
— Вы требуете наших людей, нашу кровь. — Вставил второй. — По крайней мере, позвольте нам пожить немного, прежде чем приходить за нами.
Королева опустив голову, на минуту закрыла глаза. Лицо в мгновение ока стало суровым и очень серьёзным, мысленно обдумывая правильность своих решений. Мочки уха украшали серьги в виде черепа. Зло сведя брови, она негодовала по этому поводу. За спиной возник зелёный лучник, кратко спросив:
— Хотите, чтобы этих людишек убрали, моя Королева?
Всё так же стоя с закрытыми глазами, губы с матовой тёмно-бордовой помадой приоткрылись.
— Нет. Этот вопрос решится сейчас. Будьте позади.