У Джилл сдaли нeрвы. Вeснoй oнa oщутилa, чтo пaникa, тoчнo спoры плeсeни пoрaзили eё жизнь. Вoспoминaния o ямe вспыxнули с нoвoй силoй, oтчeгo кaзaлoсь, чтo oнa тoлькo вчeрa выбрaлaсь oттудa. Oнa зaкoлoтилa oкнa, стряслa с мaтeри пятнaдцaть дoллaрoв нa засовы и помимо своей комнаты укрепила и спальню сестры. С маниакальным блеском в глазах вооружённая бейсбольной битой она делала по вечерам обход дома. Соседи занервничали, и Кортни стала опасаться, что старшая дочь навредит Эни или ещё кому. Уговоры остановиться не помогали, пить занакс Джилл отказывалась. Паранойя довела до того, что она и на работе больше не показывалась.

Когда за Джилл приехали, всё, что она сказала напоследок, было: «Я знаю, он ждёт и скоро вернётся».

Теперь Джилл исполнилось девятнадцать, так что её отправили в отделение психиатрии для взрослых. Сначала в холле больницы Галстоуна её усадили в кресло-каталку, пристегнули руки и на лифте в сопровождении санитаров и врачей подняли на девятый этаж. Всё это сопровождали громыхание замков и лязг запоров. По пути Джилл насчитала шестерых вахтёров: даже в лифте сидел один, один возле, а далее у каждой двери. Отвезли её в западное крыло для буйных и склонных к суициду.

Парочка психов, бродивших по лаунджу, еле волоча ноги, подошли и уставились на Джилл мутным взглядом. Внутри от страха всё сжалось. Тогда она попросила врача, который оформлял её бумаги, дать что-нибудь успокоительное и получила бирюзовую пилюлю. Так что через двадцать минут, когда санитары раздели Джилл и досмотрели вещи, ей было уже глубоко безразлично что с ней делают. К тому же, наученная прошлым опытом пребывания в психиатрии, она уже не взяла телефон и не переживала за его содержимое. Ей сунули в руку ручку, при этом врач держал кончик, пока Джилл подписывала бумаги. После одели в робу и определили в палату с пластиковой кроватью с удерживающими для рук и ног кольцами. При виде них ничего внутри уже не всколыхнулось — таблетка не дала.

Спустя пару часов пришёл лечащий врач, молодой индус, Салман Кхан.
— Как дела, мисс Саммерс? — спросил он, улыбаясь.
Джилл лежала на койке на боку. Она пожала плечами.
— Что вы имеете в виду? Пилюля отличная, так что дела нормально.
— Это всего лишь фраза, чтобы начать разговор. Дела у тебя, Джиллиан, так себе. Острый психоз — это серьёзно.
— Нет у меня психоза, — безразличным голосом ответила Джилл.
— Твоя мама сказала, что ты не спала несколько ночей.
— А вы бы стали спать, если б знали, что к вам в дом хочет залезть убийца? И потом, моя мама меня ненавидит.
— Да, она сказала, что ты принимаешь её высказывания за вербальную агрессию.
— Она действительно ведёт себя агрессивно. Я не выдумываю. Она меня сдала. Какие ещё нужны доказательства?

Салман взял стул и сел верхом. Руки он положил на спинку.
— Тебе доводилось пить нейролептики? С их помощью ты сможешь унять страх и тревогу, станешь спокойней. Галлюцинации уже не побеспокоят тебя.
— У меня нет галлюцинаций!

Доктор Кхан только покивал и сделал отметку в планшетке. Этот разговор состоялся в начале мая. Сначала на сеансах с доктором Джилл доказывала свою правоту, спорила, ругалась, но спустя месяц скука и безделье охладили её пыл. Она стала безразличной и отстранённой. Раз в неделю их выводили на прогулку на крышу здания. И Джилл вначале думала, что лучше спрыгнуть, чем терпеть страх от близкого присутствия убийцы, но после вид на горизонт уже никоим образом не занимал её. Доктор Кхан убеждал Джилл посещать групповую терапию, чтобы поскорее вернуться домой, но она не могла заставить себя ходить туда.

Время в психбольнице шло невероятно медленно. Джилл старалась спать, пока не тащили на завтрак силком. Отупение и лень — всё, что ей осталось.

Раз в неделю приходила Хелен, иногда по два раза на дню, приносила вкусности и передавала новости из города. Приносила зеркальце, чтобы Джилл могла привести себя в порядок. С жестяным листом в палате это было сложнее сделать. Кортни привозила Эни по вторникам или субботам. Именно так: привозила. Джилл знала, что сама мать и носу бы не показала. Сестре Джилл выговора не сделала.

Другим доступным развлечением, помимо визитов родственников и выходов на крышу, была прогулка по коридору. От палаты до поста медсестры за бронированным стеклом пройти туда-обратно требовалось почти две минуты. За сорок ходок Джилл убивала целый час. Однажды к ней присоединился один из пациентов — мужик сорока пяти лет с красными глазами и трясущимися руками. Он сверлил Джилл плотоядным взглядом и без конца говорил о сексе и женщинах.

— Ты отсюда? — удосужился он спросить спустя две недели совместных прогулок.
— А ты? — Джилл шла неспешно, стараясь не наступать на полоски, где стыковались напольные плитки.
— Я из Галстоуна. Но жил в Хилл Веллей, пока ходил в школу. Старшая школа имени Роберта Филлипса. Она ещё существует?
— Что ей будет?

Они шли в направлении поста медсестры. Женщина посмотрела на них, приподняв левую бровь, и уткнулась назад в телефон.
— После того, как я уехал, где только не побывал. Даже в Афганистане. Там много наркотиков.
Джилл оглядела психа с ног до головы и обратно.
— Заметно, — буркнула она.

Они дошли до постовой медсестры, развернулись и направились к выходу с этажа, к вахтёрскому островку.
— И что ты там делал? — поинтересовалась Джилл. — В Афганистане.
— Воевал. — Псих продемонстрировал избитые татуировками руки. — Убивал террористов и фермеров, — заявил он с особой гордостью. — В смысле, тех, кто выращивал мак. — Он вдруг приблизился, склонился и прошептал почти в самое ухо: — У меня остался там большой тайник в горах. Я доберусь до него и разбогатею.
Джилл недоверчиво ухмыльнулась.
— Раз так, зачем сюда вернулся?
— А… — псих хрюкнул, втянул, булькая, носом и смачно харкнул в сторону. Вахтёр подскочил с стула и сделал жест, давая понять — ещё раз и он свернёт психу шею. — Я приехал узнать, как поживает моя бывшая подружка, Эли Ломер. Мы собирались сбежать из Хилл Веллей. Ты, кстати, на неё похожа. Тоже такая маленькая, сама худенькая блондиночка. Её папаша не отпускал, понимаешь? Он меня ненавидел. Но Эли жить без меня не могла. У меня большой потенциал. А Эли не смотрела на маленьких хлюпиков. Но она не пришла в назначенное время в наше место. Чёрт… — Он буквально выплюнул свою речь. При том без сожаления или злости. Будто ему безразлично предательство Эли Ломер.
— И ты уехал? — спросила Джилл скорее по инерции, чем из любопытства.
— Конечно! Она сделала свой выбор. Я заскочил узнать, как теперь она поживает без моего тыла.
Джилл раздражённо выдохнула.
— Чувак, ты портишь мне прогулку. Да и история скучная. Ну с кем не бывает.
— Скучная? А ты знаешь, что когда я пришёл к её папаше, он выстрелил в меня дробью. — Псих задрал больничную рубашку и показал здоровый пожелтевший синяк на правом боку и спине. — Он обвинил меня в том, что я увёз Эли. А ведь пятнадцать лет прошло! Но я этого не делал! Она сбежала с кем-то.
— Видать, у тебя не самый большой хрен, а? — рассмеялась Джилл.
Псих резко встал. Джилл от любопытства тоже остановилась, обернувшись к мужику. Он вытаращился на Джилл, выпятив нижнюю челюсть.
— Ах ты стерва! Щас убью тебя, порву тебе дырку!
Джилл, стояла прямо, заложив руки за спину. Она кивнула и пошла дальше. Псих, ошарашенный, сдулся как шарик и побрёл следом.
— Ты чё? Больная? — сказал он, заглядывая ей в лицо. — За что тебя сюда?
Но она только расхохоталась.

Кроме этого ветерана опиумных войн Джилл никого не интересовала. Да и лежали в основном старики или совсем невменяемые. Никого моложе тридцати. Санитар, темнокожий крупный парень, иногда приносил карты и они играли в покер. Однажды за очередной партией он сказал, чтобы, если ветеран полезет к ней, сообщила ему.
— Да он только болтает, — ответила Джилл. — Не переживай. Но спасибо тебе.
— Знаю, что болтает. С таким образом жизни, как его, член любого размера отсохнет.
— Ох, ну не надо.
Они посмеялись.
— Ты-то, что, домой не хочешь? — спросил санитар. — Ты работала?
— Работала. В Воллмарте. Тебе всё ещё интересно, почему я не хочу домой? — рассмешила Джилл.
— Ну даёшь. Тут же со скуки помереть можно.
— У тебя книжки есть? Принеси мне что-нибудь. Что-нибудь криминальное.

Через пару дней санитар принёс ей «Супермаркет» Бобби Холла. «Может, у тебя, как у героя, бзик?» — сказал он. Так что следующие две недели Джилл с нетерпением читала роман, чтобы узнать, что за «бзик». Выяснилось, что герой страдал раздвоением личности. Он забывал о том, что творило его второе Я. Пару дней Джилл точно в трансе размышляла над этим и над случившимся с ней. Может, и правда, не было никакой ямы? Она в делириуме «вышла из себя», вторая Джилл шлялась где-то, тогда как она настоящая погрузилась в «яму»?

Доктор Салман Кхан внимательно выслушал Джилл. Они сидели у него в кабинете. Здесь пахло книгами и пылью, она даже висела в полосах света, режущих полусумрак через щели жалюзи.
— Интересная версия. И хорошо, что ты наконец делаешь шаги к выздоровлению. — Салман застегнул верхнюю пуговицу халата и сделал запись в блокноте. — Обычно подобное случается, когда внешняя действительность причиняет стресс, с которым сознание не в силах справиться. Какое событие может иметь такую травмирующую силу для тебя?
Джилл пожала плечами.
— Я не смогла ничего придумать.
— Может быть, ты снова хотела причинить вред сестре? И таким образом остановила себя от исполнения желания.
— Я никогда не хотела ничего подобного! — воскликнула Джилл. — Наоборот! Я боялась, что с ней что-то случится! И причиной тому буду я!
— Пожалуйста, успокойся. Расскажи по порядку.
— У вас разве нет моей карточки с прошлого раза? — Джилл имела в виду госпитализацию в возрасте шестнадцати лет, когда она не справилась с обсессией.
— Есть. Но, может быть, твой взгляд на те события изменился. Я бы послушал.

Джилл упёрлась локтями в колени и пристроила подбородок на кулаки, отчего он сморщился, уменьшился в размерах.
— Я… Меня мучили фантазии, что я причиню ей вред. Например, когда мы спускались по лестнице, я представляла, что толкаю её, что она разбивает голову. Или на кухне я вдруг воображала, как беру нож и режу её, как обливаю кипятком из кастрюли. Но я не хотела этого. Я боялась, что оно само произойдёт. Я очень люблю свою сестру! Я бы не навредила.
— Тогда почему ты порезала ей руку?

Джилл поменяла позу. Она села сначала прямо, но сразу же сгорбилась.
— Я подумала, что я избавлюсь от этих видений, если увижу, как одно из них происходит по-настоящему, — тихо произнесла она. — Что я смогу контролировать себя и остановлюсь. — Слёзы выступили у неё на глазах. — Я не знаю, — сдавленно прохрипела Джилл. — Не знаю.
— А когда ты сделала это, видения прошли?
— Да. Я тогда подумала, что вот. Это свершилось. И я испытала облегчение.
— Как это произошло? Спонтанно? Или ты проявила волю?
— Мы сидели на кухне. Я как раз испекла оладьи, как она любит. Её руки лежали на столе по краям тарелки. Она сидела и смотрела на оладьи, и жевала. — Джилл изобразила Эни. — А я смотрела на неё и краем глаза видела нож. Я арахисовую пасту на бутер им ковыряла. Я взяла его и чиркнула её по руке.
— Что было потом?
— Я сказала Кортни, чтобы она отправила меня в больницу.
— Кортни?
— Моя мать.
— Может, это ревность? Ты бы хотела уничтожить Эни, как соперницу? Но подавляешь это чувство, и оно вывернуто в такую вот обсессивную любовь к сестре?
— Что? — Джилл перевала на доктора взгляд. Пару секунд она размышляла. Затем презрительно фыркнула. — Нет, доктор Кхан. Это не ревность, — сказала она. — Мне не нужна любовь моей матери. Да и сама она мне не нужна.

Прошло лето, наступил сентябрь и сменился октябрём. Джилл изредка ходила к Кхану, но старалась беседовать не о себе, а о том, что движет маньяками разного рода. Как они убивают, что это мог бы быть за человек. А потом ей резко наскучило. И она наконец заметила, что Эни давно не навещала её. Хелен объяснила, что Кортни батрачит без выходных, точно бес в неё вселился. Джилл закусила губу: значит, дела с деньгами совсем туги. Несколько дней она провела в раздумьях, простаивая у окна комнаты отдыха. Но в воскресенье с утра Джилл посетило нечто вроде внутреннего озарения.

Джилл встала в семь, сходила в душ, убралась в палате. Она жила одна — не успели подселить после выписки соседки, — и села за стол сочинять речь для доктора Кхана. Писать пастельным карандашом было неимоверно тяжело — других не давали, опасаясь самоубийств, — так что Джилл решила, что вслух удобней.

— Ладно, доктор Кхан. Вы правы… Нет, так… — Она остановилась и приложила ладонь ко лбу. — Я долго думала, доктор Кхан. Пыталась понять, что заставило меня думать, будто маньяк вернётся. Вернее, нет никакого маньяка. А раз нет, что же истерила? Твою мать! Что же мне ему сказать?

Пришла медсестра. Она отдала стаканчик с таблетками и велела идти завтракать.
— Или тебе сюда привезти?
Джилл знала, что желание находиться в обществе расценивается за признак выздоровления.
— Я позавтракаю в общей гостиной.
Она решительно опрокинула стаканчик в рот и открыла его, показывая, что всё проглотила. Но только женщина вышла за порог, кинулась к раковине и вытошнила лекарства.

На завтрак дали сладкие рисовые хлопья, банан, желе и стаканчик кофе. Всё то, что можно съесть без ножа и вилки, маленькой пластиковой ложечкой. Псих-ветеран сидел за столом напротив, и когда Джилл посмотрела на него, он приложил банан к промежности, высунул язык и потряс им как змея. В этот момент Джилл осознала, как же осточертело пребывание в психушке. До одури! Поэтому быстро съела порцию и ушла репетировать. Доктор Кхан будет в понедельник, у неё целый день на репетицию.

Несмотря ни на что, мысли разбегались, ворочались лениво и неохотно, как клубок змей устраивающихся на зимовку. Запал Джилл иссяк к полудню. Одно дело признать, что ждала нападения на дом из-за ревности, жадности, внутренней неустроенности, но совсем другое, если с этим придётся сказать, что никакой ямы не было. Наверняка, Кхан потребует этого.

— Эй, Джилл! — На пороге палаты стоял санитар, с которым они играли в покер. — Ты чего? Зависла? К тебе мама с сестрой приехали.

Шаркая бумажными тапочками и метя пол длинными брючинами пижамных штанов, Джилл в нерешительности шла по коридору в зал для свиданий. Она успела отвыкнуть от семьи, и теперь казалось, что она всю жизнь живёт в больнице, и если ей скажут: мы приехали забрать тебя — она откажется.

Эни поднялась навстречу, Кортни осталась сидеть, когда Джилл вошла. Она уставилась на них и простояла так молча с полминуты.

— Джилл? — позвала Эни.
— Зачем вы приехали? Сегодня же воскресенье.
Лицо Эни выразило недоумение, Кортни нахмурилась.
— Я работала вчера. Ты нам не рада?
Джилл посмотрела в окно и попробовала собраться с мыслями.
— Да я просто. Просто хотела побыть одна.
В конце концов она прошла и села за стол. Первым делом оглядела мать. Вид у неё был виноватый.

Кортни откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
— Что говорит доктор? Скоро тебя выпишут? Хелен сказала, ты так и не ходишь на групповую терапию. Нам бы твоя помощь не помешала. Я оплатила счёт за твоё лечение и просрочила ипотечный взнос.
— Мама, давай, потом, а? — попросила Эни.
— Ладно, — быстро согласилась Кортни словно того и ждала. — Пойду покурю.

Когда она вышла, Эни взяла руку Джилл в свои.
— Как ты?
— Да так. Как всегда, — безразлично отвечала Джилл. — Как дела в школе?
— Полный кринж. Клэмэр как с цепи сорвалась. Её же старостой выбрали — уж не знаю кто и как, — и она завалила всех школьными делами, кроме себя и своей компании, разумеется. А я ещё документы в Академию не подготовила, не сделала тест.
— Чего ей надо?
— Велела мне заняться растяжками для поддержки «Выдр».

Взгляд Джилл упал на поперечный шрам на правом предплечье сестры, и она мягко высвободила руку и почесала под носом.
— Растяжки? А, черт. В этом году школа принимает одну вторую матча, — понимающе сказала она. — Знаешь что, забей. В подвале школы есть закуток, куда сваливают весь реквизит из театрального кружка, украшения с праздников и спортивных событий. Ключи есть у дворника и уборщика, они списанный инвентарь в подвале хранят. Если мистер Буна ещё работает, попроси у него. В десятом классе я украшала школу к приезду «Бобров». Растяжки и плакаты лежат в сломанном сундуке.

Джилл всё время, пока говорила, смотрела в сторону и только теперь повернулась к сестре. Эни улыбалась. Джилл облокотилась о стол и подалась в её сторону.
— Ты уже сказала Кортни, куда подаёшь документы? Нет? О, Эни…
— Т-ты правильно т-тогда сказала, она не поймёт, — извиняющимся тоном протараторила сестра.
— Послушай, одна я твою учёбу не потяну. На Хелен тоже рассчитывать не приходится. Дядя Бобби уже не выздоровеет.
— М-может, лучше поставить п-еред фактом, а? В лоб? Когда примут.
— Хрен знает, как она себя поведёт. Ты конечно у неё любимчик, кажется, она разрешит тебе всё. Но работа в полиции это тебе не булки печь. Кто знает, какой поворот событий нарисует её уставший моцк.
— Джилли, не ёрничай. Всё время, когда ты говоришь о маме, начинается эта клоунада.
— Ну извини, иначе не получается.

Они немного помолчали. Эни полезла в рюкзак.
— Я привезла тебе книгу. Хелен сказала, книжки здесь старые и потрёпанные. — Она отдала ей Кена Кизи.
— Это про психов, что ли? — Она рассмотрела обложку. — Тонко, Эни, тонко. Да, я шучу. Вот что, ты подай документы куда-нибудь ещё. Ну где не так дорого, понимаешь? — предложила Джилл и ощутила вину. Она посмотрела на сестру. — На всякий случай. Надо нам сломать эту традицию, когда женщины Саммерсов остаются без образования. Хотя бы на тебе переломаем её. Кортни такая дура. Какого чёрта она сидела, пока папа был жив? Могла бы хоть на медсестру выучиться.
— Она же пробовала.
— Ага. Только к тому времени, когда Хелен дожала её, она уже вконец отупела.
— Джилл, это наша мама.
— Твоя мама. Моя мама — Хелен.

Эни отёрла лицо ладонями, нервно выдохнув. Вернулась Кортни.
— Мне послышалось, или вы обсуждаете бабушку?
— Нет, — моментально выпалила Эни и испуганно уставилась на сестру.
— Ну что, Джилли, я тут заглянула к старшей медсестре, — начала Кортни, усаживаясь назад на стул. — Она говорит, что ты стоишь на своём и ни черта не делаешь для того, чтобы выписаться.

Джилл даже не взглянула на неё. Идея о том, чтобы скорее выйти из психушки, моментально покинула её помыслы.
— Стою на чём? Что в городе орудует маньяк? Так это правда.
— Правда в том, что ты улизнула в тот вечер. Встретилась с друзьями, надралась, накурилась, точнее, все вместе. А после вы поехали на озеро в Галстоун, и они выкинули тебя по дороге.
— На обратном пути, — поправила Джилл.
— Что?
— По времени это случилось на пути в Хилл Веллей. А знаешь что, Кортни, — Джилл медленно развернулась к матери лицом. — Почему бы тебе не признать меня недееспособной и не отдать под опеку бабушки? Ты ведь с самого моего рождения об этом мечтаешь — избавиться от меня. Не придётся платить за клинику.
— А! Вот как ты заговорила. — По тону Кортни стало ясно, что она на взводе и будет рада поругаться. — У твоей сестры обучение в колледже на носу. Мы обе будем платить за него. Будь хоть сам дьявол твоим опекуном!
— А я и не пытаюсь отвертеться. Но тебе я денег больше не дам, — твёрдо заявила Джилл. — Плати сама свою ипотеку. Сначала ты меня пинала, как мяч, куда хотела, а теперь рассчитываешь, что я тебя буду содержать? Катись ты к чёрту.
— Как ты со мной разговариваешь! — взвизгнула Кортни, а Эни при этом побелела и у неё вырвалось:
— Перестань, Джилл!
— Не лезь, — ткнула в неё пальцем Джилл. — Она упекла меня сюда. Теперь пусть не рассчитывает на мою жалость.
— Мерзавка! — выкрикнула Кортни.

Обе они подняли гвалт, отчего к ним подскочил санитар, ожидая, что сейчас придётся разнимать драку, ведь мать и дочь уже поднялись с мест и тыкали друг в друга пальцами. Через мгновение прибежал и знакомый темнокожий медбрат. Джилл не унималась, стараясь перекричать мать и уколоть побольнее. И вдруг сквозь шум донеслось спотыкающееся «Это я».

Кортни смолкла, продолжая ошарашенно смотреть на старшую дочь. Джилл нахмурилась, затем уставилась на сестру. Эни повторила:
— Я! Я п-позвонила в скорую. Я сдала т-тебя.
Джилл открыла рот, точно хотела что-то сказать, но забыла что. Медленно она приткнула задницу назад на стул.
— Что? — выпалила она наконец. — Ты? Нет. Зачем?
— Я испугалась з-за т-тебя.
— Вот так да?! Вместе и навсегда! Да, агент?
— Джилли!
Джилл вскочила.
— Да пошли вы, — процедила она, но не сдержалась и крикнула. — Обе! К чёрту!