Рoссия бoгaтa и сильнa пo срaвнeнию с другими стрaнaми бывшeгo СССР. Нo мы слaбee и бeднee рoвнo на украденные «терапевтами» годы
Ни в коем случае нельзя допускать перекладывания на плечи людей всей нагрузки в ходе преобразований в экономике и социальной политике.
«Нужно, безусловно, избавиться даже от намека, от какой бы то ни было шоковой терапии», — подчеркнул Владимир Путин на совещании с правительством.
Слова президента вселяют надежду на то, что людоедский культ, и по сей день царящий в головах ряда чиновников, начнет вытесняться принципом социальной ответственности и банальным консервативным трезвомыслием.
Что такое «шоковая терапия», я узнал еще в далеком 1985 году. Мне было десять лет, когда меня решили научить плавать подобным образом. Тогда, да и сейчас, среди несознательных родителей бытовала уверенность, что брошенный в воду поплывет со страха.
И вот взрослый и двое подростков затащили меня почти на середину великой русской реки Волги где-то подо Ржевом и… Разумеется, я начал тонуть. По счастью, мне хватило ума и везения. Я шел к берегу по дну, время от времени подпрыгивая, чтобы глотнуть воздуха. Так с огромным трудом и выбрался.
Через несколько лет мне пришлось пережить «шок» еще раз — вместе со всей страной. Именовалось это гайдаровскими рыночными реформами. Закрывались заводы и фабрики, вздувались цены на продукты, а заполненные прилавки супермаркетов выдавались за победу над дефицитом.
На самом деле никакой позднесоветский и даже перестроечный дефицит не мог сравниться с голодом 1992–1993 годов. Помню, как мы компанией из трех человек отмечали мое 18-летие бутылкой лимонада и кусочком мяса таких размеров, что его не хватило бы по-хорошему и на одного.
Очень быстро выяснилось, что это был не прыжок через пропасть, а свободное падение. Жизнь и социальное здоровье общества ломались через колено. И обосновывалось это демагогией про то, что «нельзя в два прыжка перескочить из коммунизма в капитализм», а те, кто в процессе умер, — просто не вписались в рынок, ибо им не востребованы.
«Чем быстрее будем падать, тем успешнее оттолкнемся от дна», — рассуждали знаменитые писатели, свободолюбивые колумнисты и телеведущие, сами попутно изыскивая американский университетик, где можно было на полставки переждать бурю.
Когда масштабы надвигающегося коллапса стали ясны, сторонников «последовательных быстрых реформ» от власти отодвинули, заменив непоследовательными и своекорыстными, и те если и не улучшили положение, то хотя бы из жадности не допустили полного краха.
Но в нашей либеральной среде по-прежнему жива мифология, утверждающая, будто шоковая терапия была истинным методом социальных изменений, что если бы мы тогда закрыли все «нерентабельные» (то есть просто — все) заводы, отменили льготы и покончили с пенсиями, то зажили бы подобно западным братьям.
Эта философия, словно ржавчина, проела мозги чиновников: то один, то другой, то третий публично напоминают, что единственный способ научить ребенка плавать — бросить его в воду. А нежелание людей тонуть объявляется «рецидивами советского мышления», «косностью и патернализмом», нахлебничеством и неумением работать.
Данному комплексу мифов должен быть положен конец. «Шоковая терапия» не приносит пользы никому и нигде. В России она привела исключительно к чудовищному падению ВВП, деиндустриализации и крайней бедности. Вопреки глупостям либерализаторов, тут стоит пояснить: потери, понесенные в результате «шока», не возвращаются. Об этом неустанно повторяет нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц, критикуя политику того самого МВФ, который консультировал птенцов гнезда Гайдара о том, как урезать доходы пенсионеров в России, а ныне щедро ссужает Киев на продолжение войны.
«Экономика, пережившая глубокую рецессию, может действительно расти быстрее при переходе к оживлению, но она никогда не наверстает потерянное, — предупреждает Стиглиц. — Чем глубже сегодняшняя рецессия, тем ниже будет вероятный доход даже через 20 лет. Утверждение МВФ, что потомки будут жить лучше, — неверно. Чем глубже рецессия сегодня, тем не только ниже завтрашнее производство, но и вероятнее, что ниже будет выпуск в течение многих будущих лет».
Нынешняя Россия в общем-то богата и сильна, особенно по сравнению с другими странами бывшего СССР. Но мы слабее и беднее ровно на украденные «терапевтами» годы. К показателям 1990-го ВВП России вернулся лишь в 2007-м. 17 лет — таковы наши потери.
А у многих украли и целую жизнь. Не только у спившихся, погибших в бандитских разборках, наложивших на себя руки, но и у сделавших ошибочный выбор профессии в пользу казавшихся тогда «престижными и востребованными», ставших ларечниками вместо того, чтобы выучиться на инженера, ученого, рабочего.
Страну, возможно, ждут непростые времена — нефтяная игла еще дает о себе знать, да и резервы бюджета не резиновые. Внешнее давление сказывается на экономике, хоть и не так сильно, как хотелось бы врагам. Но оно же требует и роста военных расходов. И тут у чиновничьего ума, конечно, появляется соблазн решить все вопросы, «зарезав социалку», прибегая к той самой шоковой демагогии. Именно поэтому необходимо осмыслить гайдаровские уроки и действовать по принципу «никогда больше».
Никогда больше не заниматься деиндустриализацией под болтовню о «нерентабельности». Никогда больше не допускать разграбления под видом приватизации. Никогда больше не приносить в жертву людские судьбы «финансовым требованиям» МВФ. Никогда больше не терпеть заявлений, что «государство никому и ничего не обязано».
«Эффективная экономика» не является целью отдельной жизни и даже существования державы. Земная цель человека — счастье, а цель властей — обеспечить условия этого счастья, то есть социальная политика. Экономика же — лишь инструмент такой политики, которой нельзя пренебрегать в угоду «финансовым показателям». Поэтому риторика «шоковой терапии» должна уйти от нас раз и навсегда.
Если человек тонет, рассуждения о том, что так он научится плавать, неуместны. Уместен спасательный круг. А если круга под рукой не оказалось, то нелишне установить, кто его украл.