Ox уж эти стaрыe трaдиции, кoгдa пoкoйникa привoзили в дoм нa нoчь, чтобы родственники сидели поочерёдно возле гроба и выражали свою скорбь, прощаясь с усопшим. Сейчас уже давно перестали соблюдать традиции, которые для особо боязливых становились настоящим испытанием. Нынче из покойницкой везут сразу на погост, либо в церковь — на отпевание. В крайнем случае, могут подвезти гроб к дому на пару часов, дабы соседи смогли попрощаться с умершим. В общем, нынче век, а был другой.

И Настасья застала то время, когда её покойного дедушку привезли в дом на всю ночь, и нужно было выразить своё почтение, никак иначе. Да и Настасья не хотела показаться родным малодушной, хотя покойников опасалась панически и безумно. Дедушка при жизни был очень добрым и «светлым» человеком. Настасья хорошо его помнила. Но теперь в полумраке он лежал перед ней в гробу и восковой вид его выражал нечто устрашающее, и это нечто словно перешло на сторону зла и тьмы, способное нанести женской психике непоправимый ущерб или вообще свести с ума. Всему виной – богатое не к месту воображение, которое, являясь в большинстве случаев нашим самым лучшим другом, иногда оказывается нашим самым заклятым врагом.

Но Настасья держалась. До рассвета оставалось немного. Вот уже первые птички где-то в темноте летней ночи провозглашали неизбежное спасение от ночного кошмара. Скоро всё закончится. Но в это время вдруг случилось непредвиденное…

Покойник открыл глаза, словно проснулся. Затем он бесшумно приподнялся в гробу и уставился прямо на Настасью своими стеклянными, мёртвыми глазами. Настасья хотело громко закричать, разразиться страшным воплем, но вместо этого у неё только получилось еле-еле выдавить из себя какой-то слабый стон, который она сама едва могла расслышать. Все физические силы будто покинули её.

Меж тем покойник вылез из гроба и затеял разговор…
- Вижу, как ты пужаешься меня! Какое отвращение и панический ужас я у тебя вызываю, Настасья. Эх… А ведь я не виноват ни в чём. Никого не собирался пугать и никогда не хотел, чтобы родные меня боялись. Зря ты согласилась рядом со мной сидеть, зря, Настасья. В следующий раз, когда будешь на похоронах – не подходи к гробу ближе, чем на сто метров, мой тебе совет, — завершил поучительно свою тираду дед замогильным голосом.

Затем покойник о чём-то задумался многозначительно… Его молчание, словно тисками сдавило все звуки вокруг, превращая тишину в грядущее сумасшествие, и вдруг его мёртвое существо словно осенила какая-то крамольная мысль.
- Пойдём со мной! – он протянул руку Настасье.
Женщина почему-то доверилась дедушке и взяла его за мёртвую, разлагающуюся руку, похожую на противный кусок плоти.

Они вышли из комнаты. Настасья вдруг обнаружила с невыразимым трепетом и крайним удивлением, что её родные в других комнатах — все тоже лежат во гробах! Здесь была и бабушка и её родители, и брат, и муж… Она с ужасом посмотрела на дедушку и в тот же миг хотела броситься с криками к своим родным, но дед удержал её.

- Тссс… Тише. Не пугайся, Настасья. И не тревожь сон родных. Они не умерли, но спят… Спят вечным сном, так же как я. Это происходит с ними не сейчас. Ты видишь своих в близких в разные времена.
Настасья недоумённо и с большим ужасом уставилась на дедушку.
- Мы с тобой сейчас – на перепутье времён. Тех времён, когда все мы умрём когда-нибудь. И ты тоже умрёшь, Настасья… Взгляни.

Они прошли с дедушкой в спальню и Настасья заглянула в гроб, стоящий прямо на кровати. Там в полумраке лежала женщина, похожая как две капли воды на неё саму, словно у Настасьи была сестра-близнец, которая скоропостижно скончалась.

- А когда я умру? – вдруг вопросила Настасья со страшным любопытством.
- Я не знаю… — дедушка многозначительно пожал плечами.
А Настасья пригляделась к женщине, лежащей во гробу и заметила, что вдруг невозможно стало определить даже примерный возраст покойницы. Это могла быть пожилая женщина, а могла быть и женщина средних или юных лет, которая вдруг сильно постарела после смерти.
- Пойдём, Настасья. Осталась последняя комната. Только она не здесь…
Дедушка крепко сжал руку Настасьи мёртвой хваткой, и они вдвоём выпрыгнули в окно. У женщины сначала замерло в груди, а затем вдруг резко стало биться сердце, словно барабанная дробь. Она закрыла глаза, но почувствовала, как её обдаёт лёгким ночным ветерком, как они вылетают на улицу, а ветки деревьев близ окна хлещут её по лицу.

Через какое-то время женщина открыла глаза.
Они стояли в незнакомом помещении. Это был прощальный зал. В центре зала, в гробу лежал какой-то пожилой, незнакомый мужчина.
- Подойди ближе, не бойся, Настасья, — сказал ей дедушка.
Настасья приближалась к покойнику. Она уже ничего не боялась. Незнакомец лежал в гробу со скрещёнными руками. Чем-то он даже напоминал ей дедушку, но больше всего он был похож на неё саму и на её мужа.

- Настасья, это твой будущий сын. Сын, который ещё не родился. И он точно также умрёт, когда-нибудь, как умер я сейчас.
Настасья долго смотрела на бледное лицо покойника в гробу, при этом ощущая не страх, а какую-то нестерпимую жалость. Жалость, смешанную с чувством чего-то необъяснимого и необъятного.
Она впервые за все эти дни горько заплакала и закрыла лицо и глаза руками…

А когда открыла их снова, то обнаружила, что сидит в знакомой комнате, в полумраке. А рядом в гробу лежит её покойный дедушка, не шелохнувшись, не издав ни звука.

Конечно, он уже никогда не встанет. Смерть изменила его образ. Но теперь Настасья больше не боялась. Она смотрела на дедушку и уже видела в нём не страшного и пугающего покойника. Она видела в нём — лица людей, родных и близких, знакомых и даже незнакомых, всех — на которых неизбежность рано или поздно наложит свой каменный отпечаток.
За окном забрезжил рассвет.