Чёрный кaмeнь, вoзвышaющийся в цeнтрe нeбoльшoй пoляны, oтвoёвaнный у джунглeй, тусклo блeстeл при свeтe фaкeлoв. Всe мужчины дeрeвни сeгoдня сoбрaлись здeсь, чтoбы увидeть, кaк бунгaпaтмa oпять пoдaрит жизнь oднoму из ниx. Нa чёрнoм кaмнe лeжaл мoлoдoй охотник, тело которого было покрыто страшными кровоточащими ранами, оставленными диким кабаном. Левая рука была неестественно выгнута, а на бедре зияла рана от вырванного куска плоти. Лицо человека было очень бледным и измождённым. На нём застыла маска нечеловеческого страдания и боли. Тонкие струйки крови стекали по изувеченному телу на камень, а потом медленно падали вниз, на землю, унося с собой жизненные силы раненого. С его губ больше не срывались крики и стоны, дыхание становилось прерывистым и хриплым, он угасал в расцвете свей молодости, ни о чём не прося своих соплеменников. Его голова покоилась на вырезанном на камне изображении большого цветка, белые лепестки которого, были зловеще красными от крови молодого охотника. Никто не смотрел на него, все взгляды были устремлены на восток – навстречу лучам восходящего солнца, хотя не оно должно было подарить жизнь умирающему.

Вот на противоположном конце поляны раздался осторожный шорох, раздвинулись кусты густой молодой поросли, и на поляну выскочил запыхавшийся и исцарапанный юноша, держащий над головой некое подобие чаши, содержимое которой все ждали с мучительным напряжением. Хранитель камня выступил вперёд, осторожно приняв сосуд, и подошёл к израненному охотнику. Постепенно мгла рассеивалась, а джунгли просыпались, наполняясь разнообразными звуками, к которым давно привыкло живущее здесь племя. Теперь хранитель камня пристально смотрел на вырезанное изображение цветка. Его белые лепестки начали темнеть, приобретая красный оттенок.

Хранитель поднёс сосуд с розоватой жидкостью, неприятно пахнущей тухлым мясом, к губам умирающего охотника. Несколько капель скатились по потрескавшимся губам и исчезли в уголках. Сначала ничего не происходило, потом смуглые щёки охотника порозовели. Дыхание стало ровным и глубоким, а множественные раны перестали кровоточить.
Над поляной пронёсся радостный ропот. Мужчины потрясали ещё горевшими факелами, приплясывая на месте и издавая низкие гортанные звуки. Четверо их них подхватили тело раненого и понесли к деревне, состоящей из трёх длинных ветхих хижин. Остальные двинулись вслед, весело переговариваясь и смеясь.
На поляне остался один хранитель камня. Он благоговейно коснулся кончиками пальцев лепестков цветка, которые сейчас горели ярко-красным пламенем. Это была не кровь и не игра света, эта было нечто такое, известное, по-видимому, только хранителю чёрного камня.

***

- Профессор, может быть, вы объясните мне истинную цель нашего путешествия!
Высокий худощавый человек средних лет сидел у небольшого костра и, потирая натруженные ладони, вопросительно смотрел на пожилого мужчину, делающего какие-то записи в своём блокноте.
- А что именно вас интересует, господин Вааль?
- Мы уже два дня плывём по этой чёртовой реке, а куда и зачем вы так и не потрудились объяснить.
Пожилой мужчина вынул из внутреннего кармана своей куртки несколько фотографий и протянул одну из них Ваалю.
- Мне казалось, что вы в курсе и знаете цель данной экспедиции.
Бросив мимолётный взгляд на фотографию, худощавый человек усмехнулся:
- Раффлезия Арнольди! Самый большой цветок в мире! Кстати, давно изученный и не представляющий особого интереса. Его мы могли бы найти практически в любом уголке этого острова. Зачем нанимать проводника и ехать чёрт знает куда ради нескольких фотографий.
- А вы посмотрите внимательнее, ничего не замечаете, господин Вааль?
Тот ещё раз посмотрел на протянутую фотографию, внимательно рассматривая её при свете костра.
- Кажется, этот экземпляр немного больше, чем другие, известные науке.
- Немного больше? Самый большой цветок, как вы говорите, известный науке, имеет в диаметре немногим больше метра. Этот представитель своего вида достигает в диаметре два метра! А что вы скажете на это?
С этими словами профессор вынул из стопки фотографий ещё одну и протянул Ваалю.
Тот долго и внимательно смотрел на изображение, потом отрицательно покачал головой:
- Этого не может быть, раффлезия арнольди имеет красный цвет, а это попросту подделка.
- А я утверждаю, что на этих фотографиях один и тот же цветок. Он белый утром, но через несколько минут становится красным, каким мы его знаем. Туземцы называют его бунгапатма и наделяют его целительными свойствами. Я полностью подтверждаю данный факт, потому что в своё время испытал на себе всю целительную силу этого растения. Я уверяю вас, что ни одно растение в мире не обладает такими поразительными и быстродействующими целительными свойствами.
Четыре года назад я думал, что моё путешествие сюда будет последним. Саркома. Врачи давали полгода. Я не хотел умирать в четырёх стенах, ловя взгляды, полные жалости и сожаления. Лучше уж всегда оставаться при деле, даже когда смерть ходит за тобой по пятам.
На это племя туземцев наш маленький отряд наткнулся совсем случайно. По джунглям раскидано много племён, о существовании которых в научном мире и не подозревают. Правда, первое знакомство нельзя было назвать удачным. Туземцы встретили нас враждебно. Если бы не проводник, кто знает, чем бы всё закончилось.
Боли мучили меня уже постоянно. Наблюдая за жизнью деревни, я иногда думал, где найдёт приют моё бренное тело. Кстати, я никогда не видел, как аборигены хоронят своих мёртвых. На закате их просто уносили в джунгли, не сожалея и не оплакивая.
Не знаю, что заставило их мне помочь. Я практически совсем обессилел от изматывающих приступов боли и валялся на полу в одной из хижин, когда за мной пришли. Меня подняли и понесли. Своим телом я ощутил холод, исходящий от камня, на который меня положили. Наверно, прошло несколько часов, а я всё лежал, плохо соображая, зачем всё это. Туземцы чего-то ждали, а потом из джунглей появился молодой охотник, который нёс в руках чашу с этим. Когда мне поднесли эту чашу к губам, в нос ударил отвратительный запах тухлятины. Желудок сжался, противясь и бунтуя, а потом на меня накатила волна умиротворения и спокойствия. Боль отступила, уступая место приятному теплу, страшно захотелось спать, спать и спать, в общем-то, что я и сделал. Когда я проснулся, то почувствовал себя не просто здоровым, а молодым и здоровым. Знаете, меня уже четыре года обходят стороной все болезни, я полон сил и желания жить.
- Гм, ну а что врачи?
- Удивлялись и поздравляли с устойчивой ремиссией.
- Послушай вас, так приходишь к выводу, что обладая таким чудодейственным лекарством, жители деревни живут вечно.
- В том то и дело, что нет! Я видел и стариков, и увечных, но все они были физически здоровы и полны сил. Я видел и больных, но почему-то их не спешили напоить чудодейственным соком.
- А почему вы решили, что вас вылечил именно сок раффлезии?
- Господин Вааль, во-первых, запах тухлого мяса имеет именно это растение, а во-вторых, туземцы не скрывали, какое растение даёт им жизнь. Эти снимки я сделал недалеко от деревни. Как видите, сейчас больше вопросов, чем ответов. Мы должны привезти образцы этого гигантского цветка. Представляете, какой переворот в науке будет, когда в руках человечества окажется лекарство от всех болезней. Конечно, узнать как больше информации о том, как аборигены добывают сок растения и как его ещё используют. Я думаю, что это будет непростой задачей, так как туземцы свято охраняют свои секреты. Меня потом даже близко не подпустили к чёрному камню. Вооружённые аборигены очень тщательно охраняют поляну с камнем, а сам хранитель камня наложил строжайший запрет на появление чужаков в этом месте.
- Профессор, а вы думаете, что сейчас вам позволят исследовать камень и так просто сорвать цветок, который, судя по вашим словам, является неким божеством для туземцев? Вы хорошо владеете их языком?
- Племена, разбросанные по острову, имеют своё наречие, но во многом они похожи. Хоть я прожил там совсем немного, но думаю, что смогу общаться с ними без особых трудностей.
Профессор Шерган обвёл взглядом место ночёвки. Проводник, расторопный парень из местного селения, что на побережье, весьма за приличную плату согласился сопровождать профессора до конечной цели. Сейчас ом мирно подхрапывал под большим кустом. Ещё один спутник профессора, неказистый молодой человек, сидел поодаль, о чём-то мечтая, и отчаянно отмахивался от назойливых насекомых атакующих его с воздуха.
Вааль не нравился профессору. Всё время что-то высматривал и вынюхивал. Вот и сейчас, сделал удивлённое лицо, а сам, как показалось Шергану, знал намного больше, чем хотел показать всей своей недоумённой физиономией.

***

На удивление, трёхдневный переход через джунгли не доставил им особенных хлопот. Казалось, дикие звери обходили маленький отряд стороной. Проводник оказался честным малым, старательно отрабатывающим своё вознаграждение. Маленькие люди племени встретили их не так враждебно, как ожидалось. Даже старый Баух, хранитель камня, улыбнулся при виде профессора Шергана.
- По-видимому, он вас хорошо запомнил. А как же традиционные подарки и подношения? – спросил Вааль. Вы не боитесь обидеть их и оскорбить их чувства?
- Оскорблением для них и будут подношения. Ни один человек, ни мужчина, ни женщина, ни ребёнок не возьмёт от нас ничего. Они считают, что всё, что им нужно, находится здесь. По-моему, они правы, поэтому по-своему свободны и счастливы, — ответил Шерган.
Здесь ничего не изменилось со времени последнего пребывания Шергана в поселении туземцев. Обходя окрестности, профессор со своим помощником стали замечать, что за ними неотступно следовал кто-нибудь из жителей деревни. Их по-прежнему не пускали к поляне, на которой возвышался загадочный чёрный камень, если они направлялись вглубь джунглей, их всегда останавливал чей-нибудь суровый оклик. Профессор, понимающий язык людей племени пытался задавать вопросы, показывая фотографии огромного цветка, или указывая в сторону поляны, но ответов он не получал. Жители отворачивались и качали головами, не желая разговаривать с ним о бунгапатме, и о его целительных свойствах. Да, они умели хранить секреты, а может и сами многого не знали?

***

Четыре года назад, совсем недалеко от поселения, профессор обнаружил цветок небывалых размеров. Сегодня с Ваалем и молодым помощником он направился сюда, в надежде увидеть снова это чудо, созданное природой. По стволу старого поваленного и полусгнившего дерева тянулись толстые лианы, уходящие куда-то вглубь густых зарослей. Радости Шергана не было предела: на одной из лиан разместился красивый цветок, огромный и величественный. Мясистые ярко-красные лепестки с маленькими белыми наростами были свежи и источали невыносимое зловоние, привлекающее целые тучи мух – неизменных спутников этого растения. На дне большой чаши соцветия колыхалась прозрачная жидкость розоватого цвета.
- Поразительно, Вааль! Великолепный экземпляр! – воскликнул профессор, доставая небольшой фотоаппарат.
- Так что же вы медлите, Шерган, вам были нужны образцы! Берите жидкость, давайте срежем эту махину в конце концов! Или вы хотите вечно торчать в этих джунглях, так и не добившись от проклятых аборигенов ничего?! – воскликнул Вааль.
Шерган колебался. И всё же под натиском нахлынувшего возбуждения и радости, он протянул вперёд руку, чтобы коснуться столь редкой находки.
«Нуахии! Нуахии!» — раздался предостерегающий возглас, и из-за кустов показалась маленькая голова, покрытая курчавыми чёрными волосами. На языке туземцев это означало «нельзя», запрет.
- Что вы копаетесь, Шерган, помогите ему, Дак! – воскликнул Вааль, обращаясь к медлительному ассистенту, молча наблюдавшему за происходящим.
«Нуахии!» — закричал маленький человек ещё громче, потрясая длинным копьём. Кусты, окружающие место, на котором стоял профессор со своими спутниками зашуршали, и окрестность огласилась воем нескольких десятков туземцев, вооружённых копьями. Они ловко использовали это оружие при охоте на диких кабанов.
Профессор Шерган не успел сообразить, что произошло, как Вааль, выхватив из-за пазухи маленький пистолет и выстрелил в толпу смуглых аборигенов. Шерган услышал несколько выстрелов.
- Остановитесь, Вааль, это безумие, не надо! – закричал он.
В воздухе промелькнуло маленькое копьё. Оно пробило голову Вааля и вышло с другой стороны черепа, покрытое красными сгустками и мозгами безумца. Молодой помощник упал тут же с пронзённым животом, из которого показались синие скользкие внутренности. Сам профессор Шерган, обливаясь кровью, хлеставшей из ран на бедре и плече, тяжело опустился на ворох гниющих растений.
«Что же вы наделали, Вааль, зачем, не надо», — промелькнуло в мозгу, теряющего сознание профессора.

***

Первое, что увидел Шерган, когда раскрыл глаза, было суровое лицо Бауха, хранителя камня, склонившегося над тремя ранеными соплеменниками. Они громко стонали и корчились, размазывая кровь по смуглым телам. Четвёртый лежал поодаль, устремив невидящий взгляд вверх. Пуля Вааля попала ему в голову, а на его лице застыла гримаса страха.
- Зачем ты пришёл сюда? – обратился к профессору Баух на своём гортанном наречии. — Когда-то мы дали тебе жизнь, ты принёс сюда смерть.
Бунгапатма больше не поможет тебе, а вот ты можешь помочь одному из них выжить.
Баух указал на молодого охотника, корчившегося на земле.

***

Процессия шла по знакомой тропе уже больше часа. Пробитая голова Вааля болталась из стороны в сторону, как пустой мешок. Тело молодого ассистента со вспоротым животом несли рядом с профессором. Длинная петля кишечника вывалилась из зияющей раны и роняла на землю своё содержимое.
Сначала в нос ударил отвратительный смрад от гниющего мяса, как будто недалеко разлагались сразу несколько туш животных. Потом воздух наполнился гулом, который издавали тысячи мух, собравшихся на пиршество. Они лезли в рот, глаза, ноздри, но связанные руки не давали возможности отогнать их. Сами туземцы не обращали внимания на назойливых насекомых и на смрад, окружавший их со всех сторон. Через несколько минут они опустили свою ношу и преклонили колени, бормоча какие-то странные слова, не то воздавая хвалу, не то прося что-то. В надвигавшихся сумерках взору профессора предстал небольшой кусочек джунглей, сплошь усеянный гигантскими цветами. Их лепестки напоминали куски кровавого мяса, а белые вкрапления напоминали жирных личинок мух. Цветы поменьше усеивали стволы небольших деревьев, а самые огромные, доходящие в диаметре до трёх метров, крепко ухватились за стволы толстых лиан, тянувшиеся по земле в разные стороны. Куда ни посмотри – всюду царство великолепных цветов, издававших запах гнили и смерти.
«Этого мне может быть, цветы не могут расти в таком количестве на таком маленьком участке! Этого не может быть, она не может вырасти до таких размеров», — прошептал поражённый профессор.
К нему важно приблизился один из туземцев.
«Чтобы дать жизнь, бунгапатма забирает смерть!» — сказал он, показывая на мёртвые тела.
Два молодых аборигена взяли тело своего соплеменника и осторожно положили на дно чаши соцветия одного из растений. Раздался чавкающий звук, как будто где-то внутри заработала мясорубка, потом чаша начала сжиматься, скрывая, что происходит внутри от посторонних глаз, а кроваво-красные лепестки, обрамляющие соцветие, начали светлеть.
Вааль при жизни был и выше и плотнее любого из туземцев. С почтительным видом процессия обходила каждый цветок, подбирая подходящий для такого великана. Он нашёлся практически сразу, на самом краю, у подступающей кромки джунглей красовался такой же великан, у которого гудело целое полчище мух. Как только тело Вааля оказалось в чаше, природная мясорубка поглотила его, издавая такой же отвратительный хлюпающий звук. В лицо профессору ударил густой смрад гниющего мяса, от которого запершило в горле, а тело охватило чувство крайнего отвращения. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как молодой ассистент найдёт последнее пристанище на дне очередной чаши, которая быстро перемелет, растворит, и сожрёт своё подношение, не оставляя никакого следа.

Когда Шерган раскрыл глаза, почти совсем стемнело. Три цветка резко выделялись белыми пятнами в спустившихся сумерках. Он уже понял, что получив такую возможность увидеть, как туземцы хоронят мёртвых, он сам обрёк себя на смерть. Но ведь он ещё жив!
Молодой туземец осторожными движениями собирал капельки выступающей жидкости с лепестков первого цветка и смахивал их в маленький сосуд, сделанный из чёрного камня. Осторожно, стараясь не обронить ни одной капельки, произнося при этом бубнящие гортанные звуки и прицокывая языком.
«Странная метаморфоза, думал профессор, — вот почему они не оплакивают мёртвых. Мёртвое тело под влиянием этого растения превращается в чудодейственный эликсир, полностью излечивающий больного от недуга. Одно мёртвое тело – одна спасённая жизнь! Вот откуда этот запах! Как возможно такое – ещё одна загадка, неподвластная его разуму».
Его размышления прервал абориген, приблизившийся к нему с большой палкой в руках. Удар оглушил профессора, рот наполнился привкусом крови, боль разлилась по телу, а ноги охватил предательский холод. Он ещё чувствовал, как его несут, кладут в какое-то углубление, сгибая его ноги в коленях. Потом тысячи иголок вонзились ему в тело, надавила страшная тяжесть, которая скручивала его, ломала кости и разрывала мышцы. Кровь, смешанная с омерзительной жидкостью, проникла в нос, рот, лёгкие, лишая возможности дышать и кричать. А потом – тёмная пустота.
Собрав последние капли с белых лепестков, молодые туземцы окинули благодарным взглядом «кладбище». Сейчас им предстоял обратный путь. Перед рассветом хранитель камня должен излечить раненых соком бунгапатмы, собранный и принесённый ими. Они должны успеть вернуться до рассвета, а раненые должны постараться дождаться их и выжить до рассвета. Туземцы знали, так было до них, так будет после них, так будет всегда. Им не нужны другие блага. Джунгли дают им всё, а бунгапатма спасает их жизни, не нарушая природные законы, поддерживая хрупкий баланс существования их племени.

Старый хранитель камня и мужчины племени стояли на поляне и смотрели в темноту просыпающихся джунглей. Две маленьких фигурки лежали у подножья камня, борясь за жизнь. Самого слабого хранитель заботливо уложил на камень в надежде, что посланники успеют до рассвета принести то, что много поколений даёт им красный цветок. Хранитель думал о том, что опоздай они хоть на несколько минут, собранный сок превратится в бесполезную и никому ненужную жидкость, которую останется только вылить и забыть про неё, а ведь жизнь молодых охотников так важна. Он думал о том, как невидимая связь между джунглями и этим камнем, существовавшие с незапамятных времён, и сейчас поддерживает жизнь в его соплеменниках, а собранный с белых лепестков бунгапатмы сок, даёт возможность исцеления только один раз, да и то, пока лепестки снова не окрасятся в кроваво-красный цвет. Старый Баух жалел, что четыре года назад помог чужому человеку, которого сжирала страшная болезнь. Очень понравился ему добрый взгляд белого человека и детский восторг при виде вещей, которые люди его племени знали и видели всегда. Теперь из-за него племя потеряло одного молодого охотника, а трое сейчас борются за свои жизни. Что надо здесь чужим людям? Его племени не нужны подарки, не нужны другие блага, ведь джунгли дают им всё. Это их мир, их дом, их жизнь, и чужакам здесь не место!