Пoкa мeднaя кoрoнa въeдaлaсь в кoжу лбa, a кaпeльки крoви гранатовыми зёрнышками катились по болезненного вида вискам, тьма окутывала бледное тело: мёд и розовые бутоны облепили его.

Вынырнув из омута темноты, душа медленно поднялась по скользким ступеням водоёма из гладких авантюринов. Чёрные павлиньи перья покрыли ключицы и бюст. Цветки тюльпанов цвета глубокой ночи расцветали на пышном платье, и стебли их, подобно водам в реке Стикс, катились вслед по каменному полу.

Тонкие пальцы нервно сжимались в кулаках, ногти царапали нежную кожу ладоней. Её, подобно золотому сосуду Соломона, переполняли злоба и ненависть, что таились глубоко в стеклянной сфере души и сожгли прошлые акты жизненной пьесы. Горькие слёзы обиды жгли слизистую больнее капель из ядовитой ягоды белладонны.

Холодные глаза дикого взгляда исподлобья горели и воспламенялись в отражении винтажного зеркала. Оскал заместо кривой улыбки, пульсирующие вены, похожие на кишащих червей, и триумфальная походка с победной поступью — искусно прикрывали человеческий страх с чистой невинностью бедного агнца. Какая парадоксальная бутафория… Слабое мерцание свечи исчезает в непроглядной тьме, однако перерождается вновь в виде одинокого и свободного огня, который не погаснет при дуновении ветра.

Капли алой ртути почернели на пожелтевшей бумаге… Выбор был сделан — душа распята на ритуальном алтаре.

Карминовый рассвет дотлевал за окном, и солнце озарялось на небе, как болезненный румянец у чахоточного, его тусклые лучи тщедушно целовали переплёт окна. Нежные лобзания пробуждающегося солнца напоминали жадные поцелуи грешника, который раскаивался, стоя на коленях у образка со свечой. Смущение, искупление и стыд отпечатались на оконном стекле. Мрачная комната с антикварной мебелью медленно наполнялась венозно-голубым светом.

Гораздо раньше рассвета проснулась Лаура. Она скрывалась за тяжёлым балдахином тошнотворного алого цвета и неподвижно сидела на простынях из чёрного шёлка, будто впала в летаргию вампира. Её кукольный, лишённый осознанности взгляд наблюдал за ползущей по стене сколопендрой, чьё тельце напоминало оживший рыбий позвоночник. Причудливое насекомое заползло в щель. Лаура скучающе подняла глаза наверх и стала рассматривать толстую паутину в потолочной дыре. В искусно сплетённые сети попала хрупкая бабочка. Она тщетно пыталась освободиться, как фея, ненароком пойманная любопытным энтомологом. Мясистый паук, учуяв жертву, мгновенно подполз к ней и зажевал первое крыло. Бледно-голубые кусочки крылышка подхватил слабый ветерок, и они, закружившись в вихреобразном вальсе, легли на кровать дамы.

— Кто придумал игры с бездной? Кто затеял этот танец?.. — тихо, будто боясь быть услышанной кем-то посторонним, вопросила Лаура.

С лёгкой грацией лебедя поднялась она и, напевая мелодию из музыкальной шкатулки, подошла к широкому подоконнику, на котором лежало зеркальце с небольшой трещиной. Из надтреснутого зазеркалья глядело белое лицо со сливовыми синяками под глазами, впалыми щеками и дрожащей нижней губой. Мелкие капли крови гранатовыми зёрнышками скатывались по тонкой коже виска цвета чистого снега. Лаура не вздрогнула. Послевкусие ночного кошмара ощущалось на языке как желчь и кровь с кипячённым молоком. Лаура пережила очередную ночную агонию и, по всей видимости, ударилась виском о стальное изголовье кровати. Однако сейчас внешний вид и свежая рана не заботили девушку. Незаметным движением руки она повернула зеркальце в сторону кровати, и озноб скользнул по её спинному хребту, словно палач ласково провёл по нему ледяным хлыстом. На кровати сидело нечто, похожее на существо из кошмара. Зеркало выпало из рук Лауры и с треском разбилось.

День 239

День начинался как обычно. Лаура поднялась с постели, когда Роберт уже бесшумно ушел, приняла ванну, выпила травяной отвар, но отказалась от еды.
Она отправилась в сад.

В саду одиноко журчал фонтан, печальное журчание воды напоминало заунывную мелодию о тоске и неизбежном конце. Птичий щебет тонул в чарах предрассветных сумерек. Холодное утро ощущалось сыростью и тлением, деревья дрожали в отражении зеркальной глади пруда, постепенно просыпалось подернутое дымкой солнце. Сливовые облака, похожие на раздавленные ягоды гнилой черники, чью ягодную мякоть неаккуратно размазали по сонному небосводу, заставляли вспомнить о ноющих кровоподтёках, какие цветками фиалок покрывали шею Лауры.

Острые шпили готической ограды сада торчали из-под густого тумана, как колья, ожидающие смертников. Лаура прогуливалась вдоль статуй, рассматривая мох, покрывающий их изящно выточенные, но разбитые лица. Протяжно выл ветер, его завывания, истошные, как крики , подталкивали нежные кувшинки, те, дрожа от бессилия, скользили по зеркалу замерзающего пруда. Вуаль жемчужного тумана тянулась по земле, точно пена призрачного океана, скрывая бледные лепестки диких роз и растущий вдоль каменной тропинки чертополох.

Кладбищенскую тишину сада нарушил пронзительный крик, напоминающий рыдания новорождённого младенца. Прислушиваясь, Лаура направилась в сторону старой церкви, откуда доносился вопль, и увидела то самое существо из сна.
Демон был черен, как в дёгте, будто измазан чернилами.

Лаура попятилась назад, восстанавливая дыхание, и прижалась к ледяной статуе. Резко повернувшись, она увидела, что её рука в кружевной перчатке легла на каменного жнеца. Уродливый череп скрывался в саване, иссохшие губы статуи слабо ухмылялись, костлявая рука сжимала косу, а на поясе висели песочные часы, напоминающие о быстротечности жизни.

Лаура приблизилась к дубу, но не успела она приложить руку, как кора тяжело рухнула, и из дупла выпали три головы, некогда принадлежавшие людям. Зияли чёрные глазницы, вероятно, их глаза выклевали хищные птицы. В ушах поселились личинки мух, удушающая вонь сдавила горло, по щекам незаметно скатились слёзы. Язык одной из отрубленных голов отвис заметнее остальных и выпал куском гнилого мяса, вслед за которым выполз уж.

Лаура мчалась по каменной тропинке, как одержимый зверь, в которого вселились бесы, забывая о кружевном подоле платья, жемчужная ткань которого рвалась, цепляясь за чертополох и острые камни.

Лаура открыла глаза и поняла, что лежит на кровати. В отдалённом углу комнаты легла чёрная тень, будто дыра, походившая на глубокий колодец. Мерзкие и хлюпающие, но слабо различимые звуки, эхом наполнили комнату. Из дыры показались костлявые пальцы, острые ногти зацепились за край, расцарапав пол, чуть позже возникло белое лицо и два совиных глаза. Существо с длинными конечностями аккуратно поднялось.