«Втoрник, 18:10
Э… Привeт, днeвник! Мeня зoвут Сaрa и я нa втoрoм мeсяцe бeрeмeннoсти. Всё дeлo в тoм, чтo я oчeнь пeрeживaлa (этo мoй пeрвый рeбёнoк) и нaкoнeц-тo смoглa пoйти к психологу. Его зовут Джеффри Флорес и, честно говоря, он очаровашка. Такой милый. Доктор посоветовал мне вести дневник, подробно описывая физическое и особенно психическое состояние.
Сейчас я чувствую себя… уставшей. Ничего не болит, но в сон так и клонит. Так что пора закругляться, тем более, Адам уже вернулся».
В крохотном городке-деревушке, где жил Барни, на днях случился пожар. Загорелся лес, и пламя перекинулось на заброшенный дом, стоявший прямо рядом с деревьями. Строение сгорело почти полностью, как бы отчаянно жители не пытались его потушить, а вот подвал уцелел. Это было тесное пыльное помещение, казавшееся ещё более заброшенным, чем сам дом. Там не было ничего такого, чего нельзя было найти в подвале у любого человека: какие-то банки, инструменты и прочий хлам. Кроме того, там лежал игрушечный заяц. Обычный, плюшевый. Некогда белая шерстка извалялась в пыли и посерела, длинные уши были порваны в некоторых местах. Но в целом это была самая обычная игрушка. Барни потрепал её в руках и почувствовал что-то странное. И вот на тебе сюрприз — оказалось, что в плюшевом теле зайчика было что-то спрятано. Тетрадка, если быть точнее. Или совсем точно — дневник.
«Среда, 9:30
Снова проснулась ни свет ни заря. Да, для меня половина десятого — это рано. Встаю я обычно в двенадцать, и то с трудом. Адам уже ушел на работу. Оставил мне деньги. Люблю его.
Я вчера совсем забыла написать. Я уже на пятом месяце! Первая половина беременности позади. Всё ещё жутковато, честно сказать, но возможность иметь ребёнка от любимого человека, часть себя… Это того стоит. Да, УЗИ показывает, что жду я, скорее всего, мальчика. О сыне я как-то не думала. Как же я его назову? Нужно посоветоваться с Адамом».
Поначалу Барни не хотел это читать — не в его правилах было лезть в чужую личную жизнь, пусть даже этот человек давным давно уехал, забыл обо всём или даже скончался. Но дневник, спрятанный таким оригинальным способом… И как будто в спешке, судя по неаккуратным стежкам. Любопытство, чёрт бы его побрал, взяло верх.
Женщина вела дневник немного странно. Указывала день недели и время, но не дату, поэтому Барни мог только догадываться, насколько стары эти записи. Судя по бумаге, им было несколько лет.
Сама тетрадь была обычной и никаких зловещих мыслей не навивала. Уплотнённая обложка розоватого оттенка, около девяноста листов. Правда, исписана она не была и наполовину.
«Среда, 19:54
Ага, вот я и ощутила всю прелесть материнства. Сегодня решила пойти за покупками на оставленные мужем деньги. Сумки у меня были ни разу не тяжелые, но сейчас спина и бёдра болят так, как будто я гуляла по горным тропам несколько часов. Прилягу поспать».
Барни, разумеется, не ожидал многого от этих записей. Просто будущая мамочка ведёт дневник. Что там может быть такого? Он бегло пробежал глазами первую пару страниц — и правда, ничего подозрительного. Зачем же тогда тетрадь спрятали? Эта мысль никак не давала покоя, и Барни, к своему стыду, под шумок спёр её из дома и оставил у себя. Вечером, поужинав и приняв душ, уселся в кресле и принялся читать.
«Пятница, 4:55
Прошло уже больше недели. В тот вечер Адам пришёл сам не свой. Разбудил меня, накричал. Мы поссорились. Потом он долго извинялся и я, конечно, простила. Но всё равно он какой-то странный в последнее время, поэтому я пока стараюсь его не раздражать. Вот сейчас специально встала пораньше, чтобы сделать запись, пока он спит. Чувствую себя хорошо, только спина всё также болит».
«Суббота, 14:30
А Адам уехал на выходные. Стыдно признаться, но я рада — нам стоит отдохнуть друг от друга. Сейчас я чувствую себя просто отлично. Правда, пару часов назад забегала наша соседка, миссис Паркер. Жуткая стерва! Пришла якобы за солью, а я, дура, возьми да пригласи её на чай! Старая карга сначала осматривала мой живот, а потом начала рассказывать свои мерзкие истории о том, как у неё трое детей подряд родились мёртвыми! Бррр! Да таких людей, как эта Паркер, вообще надо изолировать от общества!».
Следующая запись была написана чернилами другого цвета, да и почерк едва уловимо изменился — стал более размашистым и небрежным.
«Среда, 18:13
Я так и знала… Мне стоило предусмотреть то, что случилось. Но Адам был так рад, когда я рассказала про ребёнка, так заботился обо мне в первые дни! Неважно. Впредь я буду осторожней. Самое главное — не злить его. В больнице пришлось сказать, что я упала с лестницы. Они поверили. Думаю, от меня за километр веет неуклюжестью. Знали бы они все правду. Так, не об этом.
Ах да. Оказалось, что у меня всего лишь вывих левой руки. Малыш в порядке. Жаль только, что я левша — долго не могла писать, но ничего. Сейчас всё хорошо, только пальцы немного дрожат».
Барни нахмурился, ещё раз вчитавшись в неровные строки. На первый взгляд семейная жизнь этой женщины казалось самой обычной, идеально-сладкой. Неужели всё на самом деле не так, как виделось сначала?
«Пятница, 17:49
Я почувствовала его! Я почувствовала, как мой малыш шевелится! Кстати, я недавно снова попала на приём к доктору Флоресу. Признаюсь, он на редкость приятный и чуткий человек, и мне очень нравятся встречи с ним. И насчёт моей руки — мне кажется, он что-то подозревает. Хотя с чего бы? Я вроде поводов не давала. С другой стороны, не все же такие клуши, как эти медсёстры в гинекологии. Джеффри (он разрешил так себя называть) — бесконечно тактичный человек, конечно, и никогда не позволит себе ничего… такого, но всё равно стоит быть начеку».
Барни задумчиво покрутил тетрадку в руках. Он узнавал всё новые и новые подробности чьей-то жизни, чьей-то личность, погружался в чьи-то секреты. Он не был уверен, что хочет продолжать это, но не мог остановится. Его затягивало, словно в болото.
Те записи, что шли дальше, распознавать стало попросту тяжело — они были написаны нервной рукой, да ещё и, кажется, в спешке.
«Понедельник, 12:34
Адам забрал у меня дневник и спрятал, но его нашла. Книжный шкаф в его кабинете, третья полка, за четвёртой книгой, «Скотный двор» Джорджа Оруэлла. Пишу для себя, чтобы не забыть. Вряд ли он станет проверять, на месте ли тетрадь, но я всё равно буду возвращать её каждый вечер перед его приходом, в целях предосторожности».
В нескольких местах буквы едва угадывались потому, что расплылись из-за капель, упавших на бумагу. Сара плакала, когда писала это?
«Вторник, 10:00
Прошло уже много времени, кстати. Я сейчас уже на седьмом месяце. Да, были проблемы, так что писать я не могла. К тому же, нужно было отыскать тетрадку. Как же быстро летит время… Но хватит о плохом. Во первых, всё подтвердилось — у меня действительно будет мальчик. Назову его Эдриан. Это значит «счастливый».
Но без проблем тоже не обходится: в животе болит и тянет, ведь ребёнок подрос. А ещё я стала ужасно неповоротливой. Вечно тошнит и кружится голова. Но самое страшное заключается в том, что уснуть становится всё сложнее. Что может быть хуже бессонницы?»
«Среда, 19:50
Я вчера, кажется, спросила, что может быть хуже бессонницы? Многое. Например сны, которые снятся мне тогда, когда бессонница наконец отпускает. А снится мне, что из меня каждую ночь вылезает что-то тёмное, слизкое и жуткое. Вылезает, мерзко извиваясь, подобно червю, маленькое детское тельце. Оно само выходит, хватаясь противными лапками за мои бедро и широко открывая, будто пытаясь зашипеть, маленький рот. А потом подходит Адам и берёт его на руки. Любовно так. Заботливо. И они вместе смотрят на меня — Адам серыми холодными глазами, чудовище своими мелкими красными дырочками.
Фух, что-то я перестаралась. Уже самой нехорошо. Ну расписала… Мне определённо стоит показаться доктору Флоресу, но так, чтобы Адам не узнал. Иначе — конец».
«Пятница, 18:30
Ну вот. Это должно было произойти. Мы оба это понимали. Сегодня я, как и обещала, сходила к доктору, мы поговорили и… Джеффри утешил меня… не совсем так, как это подразумевает посещение психолога. Да, он нарушил полномочия. Да, им нельзя спать с пациентами. Но я ведь не скажу никому, я только напишу здесь, чтобы… Чтобы не забыть. А то у меня какие-то провалы в памяти. В последнее время я будто схожу с ума. Хах».
Барни отбросил от себя тетрадь. Читать дальше не хотелось от слова совсем. В горле поднималась удушливая тошнота. И отнюдь не из-за измены, описанной в дневнике — нет, это несчастной женщине, боящейся собственного мужа, можно простить. Дело было в предвкушении чего-то, чего-то плохого, что должно было скоро произойти. Это был чуткий инстинкт. Ну почему же Барни его не послушал?!
«Воскресенье (вроде), ночь
Я так больше не могу. Вчера он бил меня. Снова. Ногами. Боже. Боже, дай мне сил. Я едва смогла встать. Он отобрал телефон и часов в комнате нет. Я даже не знаю точно, какой сейчас день. Как же болит. Как всё болит. А в голове будто пожар. Пожалуйста… Я не помню, что случилось. Я не помню, почему я не писала. Моя память не верна мне, моё сознание — отныне мой враг, и только записи в этом дневнике — единственное, чему я могу доверять. Я не знаю, что будет со мной, когда Адам найдёт его.
Я пообещала Джеффри встретиться. Обещала позвонить. Он забрал телефон. Он бил меня… Адам снова бил меня… Я уже писала об этом. Я не хотела, я бы позвонила, правда. Интересно, он всё ещё ждёт?
Или это Адам разозлился потому что узнал про нас? Или Джеффри не было, и я его выдумала?».
Дальше записи шли хаотично. То строки протянулись вокруг страницы, загибаясь, то неровные буквы сместились на поля. Предложение могла начаться с середины, повсюду были вырваны куски из разных мыслей. Слова могли оборваться и продолжиться через пару страниц. Так было написано многое. «Я чувствую его внутри себя, оно шевелится», «меня тошнит так, как будто ребёнок сейчас выйдет через горло», «…оно смотрит на меня. Оно в углу комнаты. Я уже родила?», «…найти телефон, я позвоню Джеффри, и он…», «Адам бил меня. Опять».
Барни зацепился глазами за самый большой абзац и начал читать:
«Он бил меня ногами в живот. Я думала… О Господи, прости меня! Я надеялась, что ребёнок… Эдриан… Нет, не могу. Я надеялась, что Оно умрёт. Ведь Адам бил сильно. Но нет. Оно всё ещё живо. Копошится внутри меня. Я это чувствую. Но почему? Почему? За что? За что это мне?»
Дальше всё просто обрывалось. На следующих страницах текста не было. Барни озадаченно взглянул на блокнот. Вдруг пришло озарение. Он перевернул дневник и открыл первую с конца страницу. Там ожидаемо обнаружился текст. Барни шумно выдохнул, сглотнул. Хочет ли он знать, чем всё закончилось? Бросил взгляд на окно он обнаружил, что за окном уже стемнело. На часах было двенадцать. Долго же он сидел. Наконец, набрав в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду, Барни принялся читать:
«Среда, 6:19
Я сделала это! Я наконец-то свободна!
Было несложно. Сначала я сбегала в аптеку за сильнейшим снотворным, пока он был на работе. Подмешала ему в чай. Затем зашла на кухню за ножом, пока он спал. Нужно было заткнуть ему рот… Но я решила зашить. Иголкой и ниткой. Он проснулся в процессе. Визжал как свинья. В итоге пришлось прерваться. Он был слишком громок, кто-то мог услышать, так что я просто сразу проткнула его ножом пару раз. Это оказалось не так легко, но желаемого я добилась — Адам умер. Я могу его больше не боятся.
Я чувствую, что совсем скоро Оно выйдет за свет… Мне страшно до жути. Но ничего. Как там учил Джеффри? Что нужно сделать, чтобы успокоиться?»
Барни с ужасом перечитал текст. Он давно понял, что Сара сошла с ума, но это… Это было слишком. Она убила человека?! Как уложить такое в голове?! Человек, дневник которого он сейчас держит в руках, — убийца.
***
Едва наступило утро, Барни позвонил своему хорошему другу и по совместительству старому жителю городка, требуя рассказать, что случилось в том загоревшемся заброшенном доме. В глубине души он всё так же надеялся на ошибку, совпадение или жестокую шутку, но реальность оказалась непреклонна.
- Там просто жесть была, откровенно говоря. У мамаши совсем крыша поехала. Она как-то изувечила мужа, как именно — сказать не могу, нанесла три удара ножом, тем самым убив его. А потом сама проглотила лошадиную дозу снотворного и умерла. Ребёнка потом нашли и забрали в детдом. Он, дай бог, ничего не помнит. Может, жизнь ещё сложится.
Доктор Джеффри Флорес же, как оказалось, действительно существовал и уехал он из города спустя недолгое время после преступления, совершённого Сарой Голден. По слухам, он переехал, женился и завёл двоих очаровательных детишек.
Барни достал из шкафчика на кухне пыльную бутылку водки. Был повод. Выпивая, он думал, что же заставило Сару совершить самоубийство. Она поняла что натворила? Она боялась? Она ожидала. что у неё родится монстр, а родился обычный ребёнок? А зачем спрятала дневник?
«…и только записи в этом дневнике — единственное, чему я могу доверять…» — вспомнил Барни её слова. Похоже что только тетрадь связывала женщину с здравым рассудком.
Задумавшись, он вдруг понял, что пожар в тот вечер сжёг не всё в доме. Выйдя на задний двор, Барни развёл костер там, и бросил блокнот прямо в пламя.