- Oт любви дo нeнaвисти — oдин шaг, а в обратную-то сторону — гораздо больше — закуривая сигарету сказала дочь и тут-же продолжила. — Умереть совсем не страшно, папа — гораздо страшнее эту жизнь просрать. Не убивай меня.
Я попросил ее заткнуться и мы двинулись дальше.

Зимой в лесу тихо. Деревья покрыты снежными кружевами, а вершины елей украшены шишками, чью плоть обгладывают паршивые птицы. Зима – прекрасное время года, чтобы убить. Да, смерть везде — понятная, мудрая и справедливая. Смерть переплетена с жизнью и совсем не страшна.

- Ты меня предала. Что ты чувствуешь? — с трудом спросил я.
- Перед смертью я много о чем думаю. Смерть говорит, что мы не вечны.

Я заметил, что страх, боль и отчаяние исказило ее бледное лицо. Я не знаю, что мне чувствовать. Я любил свою дочь, но смерть всегда победит. Я был ее смертью.

— У смерти нет лица, я не вижу твоего лица! — кричала дочь.
Она была права. Моя плоть — мертва и сожжена. Когда приходит время смерти, когда пред тобою предстает его холодный лик, то всякий человек бессилен. В смерти нет великолепия. Я — мертвец, но я научился наслаждаться. Когда я мертв, мне хочется жить, когда я был жив, я мечтал умереть.
- Я вынужден… — сказал я — тебя не спасли.

Я больше не увижу ее. О, как много мы думаем о смерти, не зная ничего о жизни.

Я выполнил работу, а где-то догорал очередной фитиль жизни, и я понял, что беседа с моей дочерью останется навсегда в моей бессмертной и порочной памяти.

Вспоминая, как рубил топором свою дочь, я прослезился. Она просила прекратить, кричала, что любит меня, но лезвие топора вонзилось точно ей в глаз, а кровь так и брызнула и испачкала белоснежный снег. Я поежился. Ее маленькая голова без тела лежит у меня в серванте с выражением вечного ужаса и страха. Бледное, перекошенное и окровавленное лицо, казалось, испытывает вечную боль и адские муки. Зачем она жила? Что искала? У меня не было ответов.

Мой барак рушился. Прятать тело дочери становилось невозможным. Я решил сжечь трупик ранним утром, а прах развеять по миру. Сотрудники полиции скоро будут у меня в доме, и мне нужно быть аккуратным в своих ответах и в своем поведении. Перед смертью дочь и я бредили. Убивать не просто. Умирать — еще тяжелее.

Было решено сжечь ее при первом признаке наступления утра. Всю ночь мне снился огонь, прах и плачь, причем, свой собственный. Мне снилось предательство дочери и та самая комната, в которой была и ее мать.

- Сколько людей ты убил? — спрашивала женщина с бездонными глазами.
- Только себя — отвечал ей я — мне не нравится этот сон.
- А кто сказал, что это сон? — захохотав произнесла женщина — ктоооо? — переходя на страшный крик, повторила она.

Я проснулся в холодном поту, не понимая, что происходит. Мои руки горели, а в висках пульсировало. Я не помнил, как убил дочь; не помнил за что я размозжил ее череп.

Будильник звенел. Снег на окне начал переливаться разноцветной радугой. Тишина и мороз. Все признаки утра. Пора…
Смерть — гость свыше.