Вoнялo — будь здoрoв. Eщё нa пoдxoдe в нoс удaрил букeт сырoсти подвального помещения вкупе с затхлостью, выраженной гнилым запахом залежавшихся, долго не проветриваемых вещей, а довершал сей букет запах фекальных масс. Мда. Привалило работёнки.
- Удружил, господин Мерлоу. Пламенное вам спасибо, чтоб на вас свинья залезла… — Пробурчал себе под нос Бернард Хиггс, больше известный в узких кругах как Вонючка.
Вонючка Хиггс уже больше 20 лет занимался весьма неприятной работой, которой любой уважающий себя человек (ежели только тот с голоду уже не жрёт собственные сапоги) побрезгует. Чистить отстойники, разгребать выгребные ямы, убирать трупы с полей брани — эта и подобная занятость по найму являлась основным источником дохода Бернарда. Доход с этого, правда, был так себе, ну а куда деваться, ежели природа обделила Вонючку тягой к знаниям, статной фигурой и хоть какой-то мышечной массой. До кучи весьма некрасивую физию вокруг носа нарисовала. Надеялся Бернард по малолетству хоть ростом выйти к совершеннолетию, но какой там! Метр с кепкой к 18-ти годам, остальное, что называется, «завтра завезут». Посему, ни в солдаты, ни в подмастерья кузнеца, ни даже в уборщики питейных заведений не брали Хиггса, чтобы рожей клиентов не пугал. Таких неказистых, что удивительно, больше не было в городке Угнер, хотя в том больше двух тысяч рыл по численности проживает.

Соглашался Хиггс на самую грязную работу, чтобы хоть как-то содержать себя после смерти матери, которая до самого конца держала сына, что называется, «у сиси»: гиперопека, запреты на банальные людские развлечения, наказания по поводу и без — всё, чему мать его научила, так это пасти свиней, чем он, собственно, и занимался до своих 20-ти лет. После мамы не стало, отсутствие навыков хоть какого-то ремесла вынудило Бернарда продать весь свой скот почти за бесценок, ведь парень не знал даже, как заколоть и разделать свинью — этим мать при жизни занималась за дверьми сарая, вне глаз сыночка.
Первые заказы убрать дерьмо поступили с городской ратуши, куда в слезах пришёл Бернард просить кусок хлеба. Затем богатенькие господа стали периодически давать неоплачиваемый выходной своим рабочим, поскольку узнали, что Бернард выполнит за тех неприятную работу едва ли не в три раза дешевле. Потом какой-то пьяница повесился в своём сарае и никому не удосужился об этом рассказать — выдала его дикая вонь, которая расползлась по переулку после двух недель его «висения» в закрытом помещении в жару. Коронер, блеванув, наотрез отказался доставлять тело в мертвецкую — вот тут снова вспомнили про Хиггса. А тот к тому времени уже привык к непрезентабельным ароматам и похлеще, посему спокойно доставил тело в мертвецкую на тележке, прикрыв тряпкой. Мало-помалу неприятными запахами пропитался и сам Хиггс до самых кожных пор, а с мылом Хиггс и без этого был на «вы», отчего и заработал своё прозвище. Девки шарахались от него, торговки в лавку не пускали, передавая товар для Хиггса на улицу через мальчиков на побегушках. Нелюдим стал Хиггс, образ жизни, работа и отношение с окружающими здорово отразилось на его лексиконе: порой мог так отослать к известной матери, визгливо добавив пару эпитетов, что иной литературовед и профессОра, крякнув, голову почешет.
Сегодня Вонючке, как он думал, особенно повезло: вызвал, значица, его поутру господин Уильям Мерлоу, богатенький «штрих», как про себя называл подобных людей Хиггс. Деловито прикрыв нос платочком, Мерлоу попросил Вонючку забить колотым кирпичом крысиные норы в подвале своего имения. Ну и убрать мусор, коего там, как выразился господин Мерлоу, «с гулькин нос». За это обещал солидную оплату в 6 медяков, курва такая. Уже подходя к подвалу и улавливая ставшие ему родными запахи, Вонючка вспомнил, что неоднократно видел, как в сумерках к подвалу частенько стекалась местная молодёжь, пока господин был в разъездах. А значица, мусора там наверняка не «с гулькин нос», как снисходительно выразился господин Мерлоу (чтоб его черти на рогах катали до Судного дня), а «дохрена и столько же».
- И снова на передовую… — Вздохнул Бернард, распахнув дверь в подвал. Взглянул в кромешную темноту, потянул носом воздух. — Ссиками пахнет. Эх, молодёжь, лень на улицу выйти…
Вонючка зажёг факел и стал потихоньку спускаться в тёмное прохладное помещение, подумывая о том, что, если обнаружит последствия загулов местной молодёжи, то стоит вернуться к господину и послать того к лешему с его шестью медяками. Эти поганцы мелкие, небось, такой срач в подвале устроили, что до крысиных нор, дай Бог, к вечеру добраться. Пусть семь медяков платит или идёт к чёрту лысому.
Щербатые каменные ступеньки уже почти кончились, как Вонючка резко остановился. Почти всё, что может смердеть в этом проклятом мире, со многим из этого знакомы ноздри Бернарда Хиггса — от трёхмесячного Шакальего сыра до полуразложившегося Бесогона (жуткая тварь и воняет жутко, даже при жизни), но тут ноздри Вонючки уловили запах, который он не ожидал встретить в этом подвале. Сладковатый с аммиачным оттенком. Запах трупа.
- Твою мать, — прошипел сквозь зубы Хиггс, — да здесь кто-то разлагается.
А теперь быстро на сто восемьдесят и прочь отсюда, к господину. Сказать, что молодёжь кого-то завалила в его подвале, срочно звать коронера и святого, чтобы молитву зачитал, иначе покойник, скорее всего, встанет, потревоженный.
Но едва Бернард Вонючка Хиггс повернулся и сделал шаг наверх, к выходу, как увидел, что полоса спасительного дневного света, оставляемая на стене наверху, в один момент сузилась и исчезла. Следом раздался громкий хлопок. Кто-то закрыл дверь в подвал.
Следующие два звука довели Хиггса до чувства первобытного ужаса: первым был звук защёлкивания дверного замка наверху, а второй — поскрипывающее хихиканье позади, из глубины тёмного холодного подвала.

Продолжение следует.
Данный отрывок из цикла рассказов «Земля королей».