Ивaн сидeл. Нe нa стуле, он сидел в тюрьме. Солнце на него не светило, шума листьев он не слышал. Голубого неба и только что появившуюся радугу после дождя он не видел. В его камере не было окна, не было других заключенных. Все, что было — это скрипучая койка со старым матрасом и грязный толчок, в который он справлял нужду.
В этом бетонном помещении он находился уже пять лет и будет находиться еще десять.

Изо дня в день он рассуждает о том, был он или нет. Жил ли он вообще когда-то на воле? Или он был зачат и рожден прямо в этой камере. В этой камере одиночества, страха и терзания души.
Иван попросту этого не помнил. Он действительно был уверен, что в этой сырой, затхлой камере ему даровали жизнь и по не понятной причине оставили его здесь на веки вечные.

Он не был сумасшедшим. Просто эти пять лет одиночества лишили его рассудка.
Хотя как можно забыть то, что ты жестоко расправился с тремя людьми? Хладнокровно зарубил их топором.
Но оказывается можно забыть даже такое.

Ивана ни разу не выпускали с камеры, он ни разу не видел даже надзирателя. Кусок хлеба с несоленой кашей ему просовывали в маленькое отверстие, находящееся внизу стальной двери.
Такая мера пресечения была инициативой начальника тюрьмы. Хотя он бы с радостью лично пустил пулю в голову Ивана. Этот заключенный убил всю его семью.
И за это ему дали каких-то пятнадцать лет.

Но если бы он сделал это, сам получил бы срок. И если бы он не свел Ивана с ума, то тот мог бы рассказать, что начальник тюрьмы был заказчиком.
А так он просто про это забыл. Забыл и про то, что после отсидки ему должны дать приличную сумму денег. Забыл и про то, что ему обещали комфортабельные условия во время заключения.

А когда прошло еще пять лет, начальник тюрьмы умер. И об этой истории вообще никто не мог бы узнать. Один человек на том свете, а другой в заточении и сумасшедший.

Но после смерти начальника, Ивана перевели в обычную камеру, и он рассказал мне эту историю.
И он действительно сумасшедший. Потому что мы вот уже как десять лет сидим в одной камере.